Папа опустил голову и взмахнул над фотографией рукой, будто отгонял все доводы:
– Суть в том, что она была отправлена всем по почте и сейчас находится на просторах Интернета. Так как ты сделала эту фотографию, то именно на тебя и падает подозрение.
– Как человек, ответственный за дисциплину, – сказала Хинклер, – хочу тебе напомнить о политике нулевой нетерпимости к издевательствам. – Ее глаза вспыхнули от восторга. – Это влечет за собой наказание в виде исключения из школы.
Папа поднял руку, чтобы остановить своего заместителя. И Хинклер закрыла рот.
– Конечно, нам не хочется этого делать, – сказал папа. Судя по кислому лицу заместителя директора, это заявление к ней не относилось.
Папа продолжил:
– Поэтому мы с моим заместителем пришли к такому решению. – Он посмотрел на самодовольное лицо Хинклер. Затем снова на меня. – Судя по надписи в школе, несмотря на мой официальный запрет, проходит «Гонка старшеклассников».
После этих слов меня охватила тревога. Но я ничем не выдала себя.
Восьмое правило врунишки: не позволяйте вашему телу предать вас и дать понять оппоненту, что вы блефуете.
– И как нам кажется, ты принимаешь в ней участие, – продолжал папа. – Хотя я искренне надеюсь, что это не так. В любом случае, если ты укажешь на учеников, которые ответственны за противоправную «Гонку старшеклассников», мы с моим заместителем согласимся скорректировать меру наказания и вместо исключения отстраним тебя на две недели от занятий.
Хинклер фыркнула:
– Я считаю, что это создаст опасный прецедент, но, конечно, не могу не согласиться с мнением директора Маккенна.
И она поджала губы.
Абсурдность сложившейся ситуации просто забавляла. Месяц назад, когда я не хотела даже появляться поблизости от Эш-Гроув, меня заставили прийти сюда. Сейчас, когда я хотела здесь остаться, угрожали меня выгнать. Они и правда думали, что могут так легко мной манипулировать? И если потрясут передо мной «личным делом», как косточкой перед собакой, то я для них станцую?
Будто я предам Люка, Дженну и Сая? Будто сдам всех, кто вовлечен в «Гонку старшеклассников»?
Будто я могла их предать! Будто была настолько жестокой! Или слабой!
Но не тут-то было.
– Я могу назвать вам всех, – соврала я.
Затем замолчала, позволив этой дезинформации просочиться в крошечный мозг заместителя директора и вызвать потоки слюны.
– Но не назову, – продолжала я. – Я не стукачка. Кроме того, я уже совершила ошибку, разрушив гонку. И больше так не поступлю.
Лицо заместителя Хинклер напряглось.
– Так ты принимаешь в ней участие? – прошипела она.
Папа молча смотрел на меня, ожидая ответа, и на его лице отражалось отчаяние. Я поняла, что ему все равно, что подумают члены школьного совета и как это скажется на его авторитете. Папа беспокоился за меня. Его заботили моя безопасность и мое будущее. А не собственные перспективы. Если бы этот вопрос задал он, то я сказала бы ему правду. Признала бы свою роль в случившемся и согласилась с любыми последствиями.
Но вопрос задала Хинклер. Я посмотрела прямо в ее безжизненные глаза:
– Я этого не говорила. Я только сказала, что могу назвать имена участвующих.
Папа выдохнул, раздувая щеки.
– Ну, не могу не испытывать облегчения, – пробормотал он.
Он не осознал того, что я ушла от ответа. Он услышал то, что хотел услышать. Или то, что ему нужно было услышать.
– Мы все выясним, – прорычала Хинклер. – И отстраним всех участников, можешь быть уверена. Одиннадцатиклассников, выпускников – всех! – Она наклонилась и постучала своим костлявым пальцем по фотографии Люка. – На самом деле по этой фотографии понятно, что Люк Павел тесно связан с этим запрещенным мероприятием. – Она прищурилась и улыбнулась мне. – Возможно, его исключение станет сигналом для остальных непокорных участников, и они откажутся от игры.
Мое сердце остановилось.
Хинклер знала. Либо поняла это по фотографии, либо видела нас в коридорах, либо слышала слухи, но эта ведьма знала, что мы с Люком встречаемся. И теперь она угрожала исключить не только меня, но и его, если я не сдам остальных участников «Гонки».
– Возможно, Блайт надо немного подумать, – опираясь на стол, сказал папа. – Возможно, ей стоит переспать с этой мыслью.
Заместитель Хинклер стиснула свои желтые неровные зубы.
– Ладно, – усмехнулась она.
Хотя ее тон свидетельствовал о том, что она с удовольствием исключила бы меня из школы прямо сейчас.
Папа потер коленки и встал:
– Хорошо, Блайт. У тебя есть время до завтрашнего утра, чтобы наметить план действий. Пожалуйста, приди сюда до классного часа… – Он посмотрел на часы: – А сейчас можешь вернуться в класс.
И в этот момент он вновь стал директором, а я всего лишь безымянным учеником. Тем, кого он не увидит до завтрашнего утра, а не тем, с кем жил в одном доме.
Настало время надеть маску леди, потому что я не намеревалась возвращаться в класс. Как я могла это сделать, когда все так злятся на меня? После стычки с папой и Люком во мне не осталось никаких эмоций. Не осталось ничего, что помогло бы мне защититься от оскорблений и смешков. Мне нужно было убраться отсюда, и поскорее. Поэтому я вышла из кабинета, завернула в коридор и не останавливалась до тех пор, пока не оказалась на улице.
Я села в машину и снова расплакалась. Я потеряла свою лучшую подругу, Люка, утратила все шансы выжить в Эш-Гроув и отправила все свои планы в тартарары. Я завела машину, но не знала, куда поехать. Я не могла отправиться домой. Или в Меритон. Но и здесь остаться тоже не могла. А значит, осталось только одно место.
Глава 23
Как только я вошла в комнату старушек в «Шэди Эйкес», я поняла, что что-то не так. Миссис Фрэнни закричала на меня:
– Катись отсюда!
Щеки ее пожелтели и ввалились. Палец, указывающий на меня, дрожал. Голова соскальзывала с подушки.
– Миссис Фрэнни, это я, Блайт!
Я подбежала к старушке, чтобы она рассмотрела меня. Кровать миссис Эулалии была пуста. Должно быть, она ушла принять ванну, постричься или что-нибудь подобное. Хотя обычно она не планировала такие вещи на понедельник.
– Где миссис Эулалия?
– Это ты, Блайт? – спросила миссис Фрэнни, всматриваясь в меня сквозь опухшие веки. – Я не могу… Я не могу ничего понять. Это ты?
Она, казалось, смотрела прямо сквозь меня, будто ответ находился где-то за моей спиной.
Я присела возле нее на краешек кровати:
– Это я, миссис Фрэнни. Блайт. Я просто плакала, и макияж потек. – Я достала платок из коробки на прикроватном столике и попыталась стереть потекшую тушь. – Это я.
