– Я тогда злилась, но…
– Конечно, соглашусь, это поставило меня в неловкое положение. Это трудно отрицать. Особенно когда тебя допрашивают в администрации по поводу скрытого значения надписи, которую ты даже не писал. Хотя, на мой взгляд, эта надпись говорит сама за себя, Блайт.
Я увидела боль и разочарование в его глазах.
– Это была Тара! – Слезы струились по моим щекам. – Я даже не делала эту надпись!
– К тому же я правда ничего о тебе не знаю, Блайт. Я думал, что знал… Думал, ты стала со мной настоящей. Но, насколько я понял, ты просто потрясающая лгунья.
– Я ужасная лгунья! – закричала я. – Спроси Сая и Дженну! Они подтвердят! Люк, я ни за что не стала бы распространять эту фотографию! Тогда в баке я сказала тебе, что сделала ее! Зачем бы я стала тебе это говорить, если планировала использовать ее против тебя? Я не пытаюсь отомстить всем за ту дурацкую фотографию. Господи, да мне даже плевать на нее!
Я развернулась и оглядела всех присутствующих. Они смотрели на нас с Люком.
– Смотрите! – прокричала я, затем засунула указательные пальцы в обе ноздри. – Я ковыряю в носу! Блайт Маккенна ковыряет в носу! Вы все, берите свои телефоны и снимайте! У вас получатся отличные снимки!
Никто не двигался.
Я опустила руки и повернулась к Люку:
– Я бы предпочла, чтобы десять тысяч моих унизительных фотографий расклеили по всему Восточному побережью, чем столкнуться с твоим недоверием.
Лицо Люка было каменным, руки скрещены на груди. Но казалось, он задумался над тем, что я сказала.
– Что значит: «Это была Тара»? – спросил он.
Я бросилась объяснять ему:
– Она единственная, кому я показала эту фотографию, и сейчас она очень злится на меня. Хотя я не особенно придала этому значения. Предполагаю, что она отправила себе фотографию с моего телефона, добавила надпись и разослала ее по всему Эш-Гроув, чтобы в этом обвинили меня. Тогда ты меня возненавидишь, о «Гонке старшеклассников» станет известно, а значит, и все остальные возненавидят меня. Она пытается сделать больно мне, Люк, а не тебе. Прости, что она использовала тебя для достижения своей цели.
Внезапно где-то в глубине меня зародились рыдания и вырвались наружу. Я не могла удержать их. Не могла даже сделать вдох.
– Она моя лучшая подруга! – закричала я. – Почему она так поступила?
Я прижала ладони к глазам, чтобы заглушить слезы. Мне очень хотелось, чтобы Люк обнял меня. Хотелось зарыться лицом в его шею. Почувствовать его дыхание.
Но он не двигался.
Я вытерла глаза рукавами и попыталась отыскать на лице Люка хоть проблеск понимания. Он молча смотрел в пол. Сжал челюсть, а мышцы на его шее то напрягались, то расслаблялись. Наконец Люк встретился со мной взглядом.
А через несколько мгновений он отступил на два шага, развернулся и вышел из столовой, не сказав ни слова.
Я онемела и стояла так, пока не почувствовала, как мое плечо сжала рука. Рядом был Сай.
– Слушай, Люк Павел никогда не пропускает уроки. Если он прогулял, чтобы найти тебя, значит, ты ему точно небезразлична.
Дженна встала с другого бока, держа в руках наши рюкзаки.
– Пойдем, Блайт, – сказала она. – Пусть эти помешанные на скандалах спокойно поедят.
Мы вышли из дверей столовой и заметили, что к нам шагает заместитель директора Хинклер, которая выглядела как крыса, съевшая что-то кислое.
– Мистер Мейсон и мисс ДеЛука, возвращайтесь на ланч. Мисс Маккенна, пройдемте со мной. Нам с директором надо перекинуться с вами парой слов.
Сай и Дженна стояли возле меня, пока я не сказала им, что все в порядке. Дженна сжала мою руку, и ребята отошли. Сай сердито посмотрел на заместителя директора. Я была готова расцеловать этих отбросов, эмо, панков и «плохих» ребят. Никогда не знала более искренних и чутких людей.
Заместитель директора Хинклер, как и Дарлин, не позволила бы мне идти рядом с ней, поэтому я тащилась позади. И каждый раз, как я пыталась нагнать ее, она ускоряла шаг. У этой женщины серьезные проблемы с самоконтролем.
Мы дошли до помещения школьной администрации, и Хинклер прошла мимо всех секретарш так, будто их там не было. Я вежливо кивнула женщинам, и они робко улыбнулись мне. Даже Глэдис бросила на меня сочувствующий взгляд, сидя за украшенным котятами столом. Оказавшись в папином кабинете, Хинклер захлопнула дверь и встала возле папы, как часовой.
Папа указал мне на стул:
– Присаживайся, Блайт.
Я села. И догадайтесь что? Вышвырнула эту чертову маску леди прямо в окно. Я позволила злости и разочарованию, отражавшимся на моем лице, вырваться наружу.
– Никогда не думал, что встречусь с тобой в этом кабинете и при таких обстоятельствах. – Папа тяжело выдохнул, раздувая щеки. – Можешь объяснить это?
Он пододвинул ко мне листок бумаги. Мне даже не надо было смотреть на него – я знала, что это фотография Люка.
– Эту фотографию сделала я. – Больше я не стала ничего добавлять.
Седьмое правило врунишки: избегайте лжи, если это возможно.
– Ты не отрицаешь, что сделала ее сама? – спросила Хинклер, приподнявшись на носочках, – она, несомненно, радовалась моему признанию.
– Я же только что сказала вам это, – ответила я.
– На что? На фотоаппарат? На телефон? На что?
Голос заместителя директора стал резким.
– На телефон.
– Ты отправляла это фото кому-нибудь? – спросил папа, сложив руки перед собой на столе.
– Нет.
– У кого-то еще есть доступ к твоему телефону? – спросила Хинклер.
– Конечно, – ответила я.
– Кому, например?
– У кого? – исправила я заместителя директора. Она, нахмурившись, посмотрела на меня. – Дайте подумать. У многих. У моих друзей, брата… родителей, конечно.
После этих слов папа выпрямился и разгладил свой галстук. Он бросил взгляд на своего заместителя, которая, без сомнений, любила обвинять родителей в неподобающем поведении детей.
Он прочистил горло.
– Ты знаешь, как она распространилась среди учеников?
– Нет, не знаю.
И это тоже правда. Я не знала наверняка; да, у меня был главный подозреваемый, но не было доказательств.
– Ты, конечно, понятия не имеешь, кто отправил эту фотографию, – недовольно пробормотала Хинклер.
Я пожала плечами. Формально, заместитель директора не задала вопрос, а значит, от меня и не требовалось ответа. Я не знала, почему решила защитить Тару, ведь она даже не ходит в Эш-Гроув. Возможно, по привычке. Или я не хотела ябедничать. Или все дело в том, что я до сих пор не смирилась с тем, что она навредила мне таким образом. Я хотела во всем убедиться.
