Она пыталась зарабатывать деньги и вместе с тем умудрялась выкраивать время для благотворительности – вместе с группой русских эмигранток в начале зимы 1919 года Мария Павловна работала в мастерской, где шили белье и перевязочный материал для Добровольческой армии. Она надеялась, что, помимо прочего, это подскажет ей, куда двигаться дальше, но… Увы, ее товарки были так же растеряны, как и она сама.
Мария Павловна решила вернуться во Францию: «Лондон словно застыл на месте, не в силах выйти из тупика, куда его завела война. Иное дело Париж: он бурлил и пенился. Конечно, масса сил тратилась впустую, но французы приноравливались к жизни, горели желанием вернуть былое благополучие. Я была уверена, что в такой атмосфере мне будет легче воспрянуть духом и правильно распорядиться свободой, дарованной мне взамен утрат».
В Париже, куда Путятины перебрались в 1921 году, Мария Павловна поначалу вела жизнь затворницы. Мужу она подыскала место в банке, сама же целыми днями в их крошечной квартирке занималась шитьем. Все мысли были в прошлом, и эта монотонная жизнь, казалось, так и будет тянуться… Она начала было и здесь заниматься благотворительностью, но это не принесло ей радости, только чувство удовлетворения от исполненного долга.
Единственное, что порадовало ее, хотя одновременно причинило боль, – свидание с сыном. В Париж приехал Густав V, бывший свекор Марии Павловны, и встретились они очень тепло – намного теплее, чем она могла ожидать, учитывая обстоятельства, при которых она некогда рассталась с мужем.
«– Как вы хотите, чтобы я называла вас, сэр, – причем выделила голосом это слово: сэр.
– Конечно, отец, – сказал король и добавил: – Если ты сама не против. Ты знаешь, как я любил твоего отца; его больше нет, и мне будет только приятно, если ты будешь звать меня так же. Надеюсь, ты меня понимаешь.
Я до такой степени была тронута его добротой, что от переполнявших чувств не нашлась, что ответить. За последнее время благополучная родня отнюдь не баловала нас вниманием, и я была более чем благодарна ему за эти слова».
Было решено, что встреча произойдет в Дании, на, так сказать, нейтральной территории, где и у шведской королевской семьи, и у Романовых были родственники. За следующие семь лет Мария Павловна виделась с сыном только два раза – каждая встреча готовилась долго, «словно речь шла о проведении международной конференции, а не о свидании матери с сыном». И все же, несмотря на краткие и редкие встречи, они с сыном нашли общий язык, а в будущем, когда Леннарт станет уже совсем взрослым, их отношения сделаются по-настоящему близкими.
* * *
А пока у Марии Павловны начался новый этап жизни, и произошел он благодаря знакомству с Коко Шанель, которая в ту пору как раз становилась знаменитой. Свел их не просто случай, а, можно сказать, случай романтический. У Дмитрия Павловича и изящной француженки вспыхнул роман, который все биографы поголовно не называют иначе как «бурным». Этому событию суждено было сыграть большую роль и в жизни самой «Великой Мадемуазель», и в жизни сестры ее возлюбленного: благодаря знакомству с известной модисткой Мария Павловна и сама открыла свой дом моды…
А началось все с того, что однажды она заглянула к Шанель в тот момент, когда та спорила с мастерицей, поставлявшей вышивки, – последняя запрашивала шестьсот франков за работу, а Шанель отказывалась, поскольку блуза получалась слишком дорогой. И неожиданно для самой себя Мария Павловна услышала собственный голос: «Мадемуазель Шанель, если я вышью эту блузку на сто пятьдесят франков дешевле, вы отдадите мне заказ?»
У нее не было машинки для вышивки, но можно было попробовать купить ее и научиться. Затея, с одной стороны, рискованная – раньше Мария Павловна не с чем подобным дела не имела, с другой стороны – вышивка была тем единственным, что она умела делать очень хорошо, ведь она училась ей в том числе и в художественной школе Стокгольма. «Пальцы изнывали по делу. Я предвкушала муки и радости творчества».
Все оказалось не так легко и быстро, как хотелось бы. На маленькой фабрике «Боттен» удалось найти нужную машину, но затем началась стажировка, кропотливый труд с утра до вечера. Но все равно Мария Павловна чувствовала себя так, как будто хлебнула шампанского – ей казалось, она нашла именно то, что нужно! «Вечерами мы с мужем и его родителями обсуждали, как наладим нашу вышивальную мастерскую, для начала, разумеется, в скромных размерах. Свекровь была мне доброй помощницей. Выбрали и название: „Китмир“ – по имени сказочной собаки из иранской мифологии».
Потом начались поиски подходящего помещения. «Такое одушевление владело мною, так я горела скорее начать свое большое дело, что все, казалось мне, движется слишком медленно. Мысленно я видела себя во главе влиятельной фирмы, я диктую телеграммы, отвечаю на телефонные звонки, делаю распоряжения; и сижу я за столом орехового дерева, вокруг – образцы, рулоны шелка, альбомы с эскизами. Моим идеалом было изнемогать от обилия работы. В конце концов все мои желания сбылись, за исключением орехового стола, а пока что меня бесила необходимость еще потерпеть». Нашлось и помещение (правда, потом выяснилось, что, несмотря на хорошее, казалось, местоположение, хозяйка соседнего дома была дамой с определенной репутаций), и несколько мастериц.
О трудностях, о риске Мария Павловна не задумывалась – может, и к лучшему. Когда поступил первый заказ для весенней коллекции моделей, она была полнейшим новичком, которому предстояло освоить массу тонкостей, касавшихся уже не вышивки, а ведения дел, а вот с этим как раз все обстояло неважно – именно это и подведет «Китмир».
Мария Павловна вспоминала: «Наконец были готовы и отправлены вышивки для нескольких блузок, сарафанов и жакетов. Кое-что из этого я сшила собственными руками. Очень хорошо помню длинный светло-серый сарафан с вышивкой в тон ему, но с разными оттенками и добавлением красного. Когда позже на этот сарафан пошли заказы, я всегда выполняла их сама, потому что это были самые трудные у нас узоры. А впервые „на публике“ я увидела его в „Ритце“, на даме за соседним столом. Признаюсь, мне стоило огромного труда не глазеть на даму и удержать руки, рвавшиеся ощупать знакомый рисунок. Шанель сама ладила вышивные узоры на место. Увлеченно участвуя от начала до конца в воплощении моих замыслов, я, естественно, не могла пропустить момент, когда они „сядут“ на модели. Они на глазах оживали».
После первого же показа стало ясно – успех! Заказы хлынули рекой, а вот рассчитывать свои силы Мария Павловна, начинающая предпринимательница, еще не умела. Так что первое время она работала в буквальном смысле не поднимая головы.
Помимо вышивки – Мария Павловна и сама сидела за машинкой – приходилось решать еще множество вопросов. Мастерицы были новичками, и, конечно, лучше было бы нанять профессионалов, но Марией Павловной, помимо прочего, двигало желание помочь соотечественницам. Начального капитала не было – пришлось вновь продавать драгоценности, которых оставалось уже совсем немного. Бухгалтерией стал заниматься муж, которому очень не нравилась конторская работа в банке; однако Сергей Михайлович был человеком, любящим новизну и риск, что сказывалось не самым лучшим образом на доходах. Продавщицы Шанель не церемонились со своими вышивальщицами, так что и тут Марии Павловне приходилось нелегко. Все необходимое для мастерской ей приходилось приобретать самостоятельно. Словом, требования и обязательства сыпались на нее со всех сторон, все эти бесконечные дела, с которыми сталкивается каждый, кто открывает свой «бизнес». Будем учитывать, что великую княгиню к этому никто и никогда не готовил. Она, по ее собственному выражению, очутилась по другую сторону прилавка…
