Однако Церкви этого было недостаточно. «Если одни работы должны быть опубликованы, то другие – определенно нет» – эта точка зрения Церкви вызывала порицание со стороны некатоликов: они осуждали попытки контролировать печать, запрещая те книги, которые Церковь не одобряла.
Церковь всегда заявляла о своем праве одобрять или не одобрять книги, и бывали случаи запретов, которые инквизиции было несложно реализовать, так как тогда одни монахи изготавливали книги для других монахов. Но приход книгопечатания создал проблемы, а Реформация еще больше их усложнила.
Церковь всегда заявляла о своем праве одобрять или не одобрять книги.
В 1542 году папа Павел III создал инквизицию, цель которой – противостояние Реформации. Эта цель достигалась с помощью террора, которому могли позавидовать даже испанские инквизиторы. Одна из функций инквизиции – осуждение еретических книг – задача, которую во Франции выполняла Сорбонна, опубликовавшая свой собственный список запрещенных книг. Тридентский собор (1545—1563), созванный, чтобы дать ответ протестантской ереси, установил централизованный список еретических книг, которые существовали благодаря этому проклятому изобретению, книгопечатанию, а также список допустимых книг, который, благодаря этому «божественному изобретению», мог распространяться по всему миру верных христиан. Первый список, опубликованный в 1559 году, увеличивался с каждым годом, так же как и его плохая слава.
Хотя на самом деле не такая уж и плохая, потому что «Индекс запрещенных книг» объявлял обо всех интересных новинках и служил хорошей рекламой для протестантских издателей. Запрет, в действительности, практически никогда не работал: во Франции официальный книготорговец Жан Андре издал как «Индекс запрещенных книг», так и книгу запрещенного еретического поэта Клемана Маро. Запрет служил своего рода рекомендацией. Среди тех, кто в первое время находился в списке запрещенных авторов, были Пьер Абеляр, Лефевр д’Этапль (первый переводчик Библии на французский язык), Боккаччо, Кальвин, Данте, Эразм Роттердамский, Рабле и, конечно же, Лютер. К тому времени, как в 1966 году «Индекс» был отменен, в нем накопилось 4 тысячи книг.
«Индекс запрещенных книг» объявлял обо всех интересных новинках и служил хорошей рекламой для протестантских издателей.
Этот список легко критиковать. Такова судьба цензоров всего мира – подвергаться насмешкам и оскорблениям. Но так как «Индекс» оказался знатным провалом (среди запрещенных авторов были Вольтер, Руссо, Гиббон, Бальзак, Флобер, Декарт и Дарвин), скорее всего, не стоит порицать его со слишком большой строгостью, которую можно приберечь для нескольких удачных случаев работы цензуры, имевших место в прошлом столетии. Следует отметить, что, как указывает Норман Дэвис в своей книге «История Европы», Ватикан не видел ничего разрушительного ни в «Иконокласте» Мильтона (который был запрещен в Англии в 1660 году), ни даже в «Любовнике леди Чаттерлей» (который был запрещен в Британии с 1928 по 1960 год). Его противоречивость кажется теперь признанием единственного факта: было уже слишком поздно делать что-либо с тем, что уже вышло из-под контроля.
* * *
Эта книга фокусируется в основном на стартовой точке книгопечатания и его непосредственных последствиях. Более поздним результатам нет и не будет конца, пока бумага не отживет свой век, а быть может, им не будет конца и тогда, поскольку изобретение Гутенберга положило начало переменам, которые уходят глубже, чем какое-либо открытие по отдельности или в комбинациях с другими.
Печатая Библию, Гутенберг стремился создать вещь, которая хранилась бы так же долго, как любая рукописная копия. Его предположение, которое в то время было общераспространенным, состояло в том, что пергамент предпочтительнее бумаги, поскольку пергамент вечен, а бумага бренна. Здесь сокрыты две иронии. На самом деле его бумажные Библии хранились достаточно хорошо. Он определенно удивился бы, если бы узнал, что некоторым из них исполнилось 500 лет. Тем не менее, если не считать таких крупных работ, бумага действительно разрушается, но – и в этом опять-таки заключается ирония – часто это не имеет значения, поскольку теперь, когда книги можно печатать и перепечатывать, значение имеет не материал, а содержащаяся в них информация.
Печатая Библию, Гутенберг стремился создать вещь, которая хранилась бы так же долго, как любая рукописная копия.
Изобретение Гутенберга сделало возможным создание интеллектуального генома – базы знаний, которая может передаваться из поколения в поколение, обнаруживаясь в отдельных книгах, подобно тому как человеческий геном проявляется в нас с вами, оставаясь при этом неизменным; создание реки знаний, из которой каждое поколение может что-то взять и в которую может что-то добавить, даже после того как исчезнет последний пресс, когда больше не будет бумаги и все накопленные знания станут храниться в киберпространстве. Потому что там вечно будет храниться Библия Гутенберга во всем своем электронном великолепии, чтобы напоминать детям наших детей о том, что именно с этого начиналась революция, свершенная Иоганном Гутенбергом.
Изобретение Гутенберга сделало возможным создание интеллектуального генома – базы знаний, которая может передаваться из поколения в поколение.
Приложение I
42-строчная Библия: возможный бухгалтерский баланс
Долги.
Займы: изначальный заем Гутенберга в 150 гульденов плюс 1600 гульденов, предоставленных Фустом, плюс проценты, плюс сложные проценты.
Итого: около 2200 гульденов.
Издержки.
Расходы Гутенберга на одну лишь Библию были подсчитаны немецким историком книгопечатания Леонардом Гофманом.
Это примерно равно сумме всех займов Гутенберга. Но ведь он трудился не только над Библией. У него был еще один цех, в котором шла работа над несколькими проектами: «Донатом», общий тираж которого составил около 5 тысяч копий, а также «Книгами Сивилл», индульгенциями и другими ныне утраченными изданиями, общий тираж которых никому не известен. Таким образом, необходимо включить в подсчеты еще один (меньший) цех, дополнительный персонал, больше металла, больше краски, пергамента и бумаги – намного больше бумаги, потому что тираж этих изданий был гораздо выше. Как же все это посчитать? В качестве ориентира будем использовать известные нам данные о том, что, когда при монастыре Святого Ульриха в Аугсбурге в 1472 году был открыт книгопечатный цех – а к тому времени новая отрасль уже упрочилась и цены упали, – 10 прессов вместе с литерами стоили 702 гульдена. Поэтому грубо можно допустить, что Гутенберг потратил сумму изначальных займов, то есть еще 2200 гульденов.
Общие издержки: как минимум, около 4400 гульденов.
Доход.
Дополнительные расходы должны быть профинансированы из продаж меньших проектов, оценка которых будет крайне грубой. Копия «Доната», возможно, стоила полгульдена, памфлеты и календари меньше, а индульгенции – 0,1 гульдена. Но каждый проект печатался и продавался в количестве нескольких тысяч экземпляров. Мы можем допустить, что за шесть лет, с 1449 по 1455 год, доход составил чуть больше 4 тысяч гульденов. Как бы то ни было, нам известно, что доход от этого источника не покрывал всех расходов.
