Поезд и мой никому не известный спутник остановились одновременно. Я нисколько не рассердился.
— Как вам удалось проникнуть в психологию автора? — спросил я.
Этот вопрос я задал совершенно спокойным голосом в надежде, что застану моего спутника врасплох.
Но смутить мне его не удалось. Он молча нагнулся и достал из-под своего сиденья ружье в чехле.
— Я и есть автор, — мягко сказал он. — Всего наилучшего. — И с этими словами вышел из купе.
Эти слова он произнес с таким непререкаемым достоинством, что я бы, вне всяких сомнений, ему поверил, не будь я сам автором этой книги. А впрочем, полной уверенности у меня теперь в этом нет.
Что, согласитесь, странно.
Макс Бирбом
Ветхий Завет
Пародия на прозу Киплинга «Ветхий Завет» критика, эссеиста и карикатуриста Макса Бирбома (1872–1956) появилась сначала в лондонском журнале «Субботнее обозрение», где Бирбом долгое время подвизался театральным критиком, а затем вошла в известный сборник Бирбома «Рождественская гирлянда» (1912), где Бирбом пародирует крупнейших английских писателей того времени: Генри Джеймса, Герберта Уэллса, Редьярда Киплинга, Г. К. Честертона, Томаса Гарди, Арнолда Беннетта, Джона Голсуорси, Джозефа Конрада, Дж. Б. Шоу, Джорджа Мередита и др.
Сочельник я проводил в клубе, слушая рассуждения знаменитостей. Вошел Слашби — как с неба упал. Слашби печатается в газетах и подписывает свои опусы «Мизантроп». Когда на горизонте появляется Слашби, все вспоминают, что завтра очень рано вставать.
Резко завернув за угол по дороге домой, я налетел на нечто, показавшееся мне мраморной колонной. Я едва устоял на ногах, перед глазами поплыли звезды, очень даже красивые звезды. Только оправившись от удара, я понял, в чем, а вернее, в ком дело.
— Здравствуй, Джадлип, — сказал я ласково, вытаскивая котелок из канавы. — Я не нарушаю закон, как по-твоему? Если нарушил — так и скажи. Впредь буду тише воды, ниже травы.
— Спать давно пора, — буркнул в ответ полицейский сержант. — А то хозяйка, не ровен час, хватится.
Старый друг. И такой тон. Мне стало обидно.
Сколько раз доводилось мне совершать вместе с Джадлипом ночной обход! В эти ночные часы я постигал причудливую науку слежки, поднимавшую мои патриотические чувства на недосягаемую высоту. Общаясь с Джадлипом, я уже исписал мелким почерком семь толстенных блокнотов. И вот теперь Джадлип читает мне мораль, как какому-то желторотому молокососу. Было обидно. До боли обидно. И несправедливо.
Бывает у людей то, что называется «достоинством». Им грешат преимущественно мальчишки. Покуда их не поколотят хорошенько. Потом они горько плачут. Лично я на достоинстве не настаиваю.
— Как дела, старина? — спрашиваю еще ласковее. — Никто не нарушает общественный покой, а?
— Да. Да, да, да! Не нарушают, черт их возьми совсем! Разве ж это сочельник? Еще хорошо, если бродячая собака попадется. То ли дело раньше! Пьяных на улице пруд пруди. — Я полез за своим блокнотом. — Только работать успевай. Господи, вот времечко было.
— Еще вся ночь впереди, Джадлип, — намекнул я, ткнув большим пальцем в сторону освещенных окон «Крысы и ищейки».
В этот момент дверь распахнулась и из трактира вышли, нежно держась за руки, мужчина и женщина. Джадлип пристально и долго смотрел им вслед. А потом вздохнул. Надо вам сказать, что когда Джадлип вздыхает, то кажется, будто взорвался паровой котел при температуре 260 градусов по Фаренгейту.
— Терпение, Джадлип, терпение. Ты еще успеешь проявить себя. А пока что, — я откинул назад голову и облизнул губы, — по маленькой, Джадлип? Как обычно?
В следующую минуту я уже выбирался из заведения с рюмочкой рождественского подношения для своего друга и с традиционным тостом «За его величество Закон».
— За его величество Закон, Джадлип!
Когда он воздал должное сему божественному нектару, я понесся обратно в «Крысу и ищейку» отнести взятый стакан, а он тем временем смахивал с обросшей за день щетины капельки спиртного. Когда я вернулся, Джадлип настроился на философский лад.
— Ну кто я такой, спрашивается? — принялся рассуждать он. — Как есть ничтожество, ноль. Но-о-оль! Сержант — это ноль без палочки. Им надзиратель заправляет. А надзирателем опять же — инспектор. А инспектором — Скотленд-Ярд, чтоб ему пусто было. А министр внутренних дел кто, думаешь? Да такой же ноль, как и я. — Джадлип вознес глаза к звездам. — А над министром кто? Над ним невесть кто всеми нами заправляет. Кто-то там на небесах издает указы и распоряжения. Что они означают, не поймешь, а попробуй не выполни… Наше дело их выполнять и вопросов не задавать. Каждый должен выполнять свой долг, так-то вот…
— Точно, выполнять свой долг, — повторил я, оторвавшись от блокнота. — Да, это я усвоил. Усвоил и записал. От первого до последнего слова.
— Жизнь — это тебе не праздник, — продолжал философствовать Джадлип. — Жизнь — штука сложная. К тем же, для кого жизнь сплошной праздник, она задом поворачивается, учти это. Для таких там, наверху, и полицию придумали. Это, само собой, не значит, что мы, полицейские, во всем безупречны. И мы тоже, случается, даем маху. С кем не бывает! А уж если ошибемся — только держись! Что такое Британия без полиции? Отмени нас — сплошная анархия наступит. Старые судьи-крючкотворы, разрази их гром, этого не понимают. Помнишь Смизерса из нашего полка?
Как не помнить Смизерса! Отличный парень, честный, прямой, аккуратист, упрямый, как сто чертей, ради дела на любое лжесвидетельство готов был пойти. И пошел. Характер — кремень. В память о Смизерсе я снял котелок.
— И такого человека принесли в жертву общественному мнению! Надо же! — Джадлип вздохнул и, остановившись у двери, осветил фонариком прорезь в американском замке. — Принесли в жертву каким-то скандальным старухам. Им бы на коленях перед ним стоять, Творца благодарить за такого защитника. Ему еще полгода сидеть. А выйдет — что делать будет, бедолага?! Спутается с отребьем, с теми, кто его раньше как огня боялся, верно? Да еще и обдерут его, как липку… — И Джадлип вполголоса выругался.
— И что бы ты сделал, о великий Джадлип, если, выполняя свой гражданский долг, тебе пришлось бы его задержать?
— Что бы я сделал? Ты что ж думаешь, наивная ты душа, что я бы свой долг не выполнил? Долг честного, исполнительного стража законности и порядка? Думаешь, я бы ему спустил за его былые заслуги? Ошибаешься. С другой стороны, его так просто, голыми руками ведь не возьмешь. Он…
Тут он вдруг замолчал и уставился на крышу соседнего дома.
— Ишь ты! — крякнул он.
Я поднял голову и посмотрел туда, куда смотрел Джадлип; он, надо сказать, отличался, особенно когда находился при исполнении, сильным косоглазием. Один его глаз смотрел в одну сторону, другой — в другую, а я — ровно посередине. Итак, я поднял голову и увидел, как кто-то лезет на крышу из трубы. Голос Джадлипа разорвал тишину:
