34
Мы не знали, что Клаес будет дома. Но он был дома. Ужинал в кухне с четырьмя друзьями. Один из них стоял у плиты. Я узнала его. Он всегда собирал свои длинные до плеч волосы в хвост (наверно, хотел быть похожим на футболиста). Я видела его по телевизору в кулинарных передачах. Сегодня сальные волосы были распущены. В одной руке он держал рыбу, в другой нож. И знаменитый повар был явно навеселе.
Клаес рассказывал свою любимую историю про то, как он охотился в ЮАР и егерь попросил его принести патронов. Все слышали ее раз двадцать не меньше, но продолжали смеяться в нужных местах.
– Садитесь, – пригласил Клаес и продолжил рассказывать.
Мы сели. Почему? Потому что Себастиан всегда делал, как велел отец, а я не осмелилась перечить.
– Достанешь тарелки? – спросил он моего соседа, мужчину лет шестидесяти. Его я тоже узнала, он был министром не помню чего, может, экономического развития, я уже видела его раньше. Он поднялся и рассеянно стал разглядывать шкафы. Он понятия не имел, где хранятся тарелки, и был слишком пьян для того, чтобы соображать. Когда он открыл холодильник и спросил: «Где у вас тарелки?», я поднялась со словами «Я достану».
Я хотела поскорее покончить с компанией Клаеса, дать ему возможность сказать то, что он хочет сказать, и удалиться.
– Что с тобой стряслось сегодня, Себастиан? – спросил Клаес, закончив шутку. – Ты трезв. Ты не заболел случайно?
Себастиан изобразил улыбку и налил нам вина. Опрокинув свой бокал себе в рот, снова наполнил, поднял в сторону отца, изображая тост, и снова опустошил бокал.
– В отца пошел, я гляжу, – ответил повар и встал рядом со мной. Он поставил перед нами блюдо с тушеной картошкой с укропом и миску с горошком. – И вкус в женщинах тоже унаследовал, – добавил он и ущипнул меня за руку. Потом он вернулся к плите за рыбой.
– Тут ты ошибаешься, к сожалению, – сказал Клаес, накладывая себе картошки. – На меня он совсем не похож. Я проверил это пару лет назад. Он мой сын, но весь пошел в мисс Ёнчёпинг. И даже переплюнул ее оригинальностью. На его фоне даже его мать кажется нормальной и сообразительной.
Мерзкие друзья Клаеса рассмеялись. Робко, неуклюже, но рассмеялись. Все восприняли его слова как шутку. Да и откуда им знать, что он говорит серьезно. Повар вернулся со стулом и втиснулся между мной и Себастианом. Он сидел так близко, что я чувствовала его запах – смесь рыбы, пота и душного мужского парфюма.
– Ну, Себастиан, наша черная овца в семье, расскажи, как у тебя дела?
– Тебе это правда интересно? – пробормотала я и отодвинула стул подальше от повара. Я думала, что он не слышал, но Клаес посмотрел на меня.
– Правда ли мне интересно?
Повар обнял меня за плечи.
– Она просто пошутила. Не нервничай. Ешь.
Он взял мою вилку, наколол рыбу и поднес мне ко рту.
– Поиграем в самолетик… кусочек за папу… открой ротик!
Клаес расхохотался, остальные последовали его примеру. Я открыла рот. Не знаю зачем. Повар нацепил следующий кусок и, сопроводив угуканьем, сунул мне в рот. Потом вытер мне губы своей салфеткой.
Я не видела Себастиана, но слышала его смех. Это был искусственный смех, который он часто изображал в присутствии отца. Это вызвало у меня раздражение. Себастиан позволял ему издеваться над собой, он был беспомощен перед нападками отца. Разве он не видел, что Клаес его просто презирает? Он не мог не видеть. Видел ли он, что у его отца проблемы с головой? Видел. Понимал ли, что его поведение неприемлемо? Понимал. Но тогда почему он ничего с этим не делал? Почему не говорил, что нельзя так обращаться с живыми людьми? Почему позволял Клаесу делать все, что захочется? Клаесу Фагерману было дозволено все. Все только сидели и поддакивали.
Но третья вилка была последней каплей. Двумя руками я оттолкнула его руку с вилкой.
– Девочка моя, – запротестовал повар. – Ты должна есть, если хочешь вырасти большой и сильной.
– Открой рот, – велел кто-то. Я не поняла, кто. Может, министр. Себастиан снова засмеялся. Как его отец. Я до боли стиснула веки. Перед глазами вспыхнули белые точки.
– Я иду домой.
Он не ответил. Даже не посмотрел в мою сторону. При выборе между мной и отцом он всегда выбирал отца. У меня не было ни шанса.
– Разумно с твоей стороны, – сказал Клаес, беря миску с картошкой. – Очень вкусно, – добавил он, обращаясь к повару.
Я сделала четыре шага и встала перед Клаесом.
– Ты правда так думаешь? – выдавила я. Горло сдавило словно тисками. Голос срывался. Я чувствовала, что сейчас разрыдаюсь, и не хотела делать этого у них на глазах. Но я должна была это сказать.