И вот он здесь.
ИМПЕРИЯ НИКОГДА НЕ ИСЧЕЗАЛА
Когда в его голове возникла эта странная и вместе с тем знакомая фраза, Дик уже знал, что это и есть истина. Девушка была тайной христианкой, как и он сам. Ее послали, чтобы сообщить ему об этом с помощью условного знака, который способен выпустить наружу его воспоминания.
Но к чему эта таинственность? Зачем нужен этот диалог с подтекстом, эти приемы заговорщиков?
Чтобы усыпить бдительность римлян.
Каких римлян? На дворе 1974 год, мы находимся в округе Оранж, штат Калифорния.
Нет.
Нет. Ничего подобного! Это мы так думаем, а вернее, большинство из нас думает, что живет в 1974 году, в демократической Америке. Точно так же Рэгл Гамм был уверен, что живет в 1950 году, господин Тагоми считал, что мировую войну выиграла Япония, а Джо Чип и его товарищи полагали, что они находятся среди живых. Но это не так, и некоторые об этом знают. Они сражаются. И ты только что вступил в их ряды.
Ты присоединился к невидимому отряду Бодрствующих, тех, кто за голограммой, навязанной толпе под видом реальности, с ее автострадами, электрическими розетками, ресторанами и заведениями фаст-фуда, с ее добродушным и законченным правдоподобием, видят решетки огромной тюрьмы, где Империя содержит своих рабов. Потому что с самого начала ты был одним из них, сам того не зная, а сегодня ты сошелся с тайными участниками сопротивления, носителями света, что шагают во тьме.
Ты чувствуешь это? Что-то внутри тебя готовится вновь заработать. Внутренние часы, которые сообщают тебе точное время, точную дату.
Мы находимся в 70 году от Рождества Христова.
Теперь ты это знаешь, ты знаешь, что это правда, но тебя это не удивляет. В глубине души ты всегда это знал.
Спаситель приходил на землю, но затем ушел обратно. Но Он скоро вернется. Он обещал: еще при жизни этого поколения. Ты увидишь Его. Сомневаешься ли ты в словах Господа твоего? Нет, ты такой же, как мы: ты ждешь Его возвращения. Несмотря на преследования, ты с радостью готовишься к встрече.
Тем, кому дарована благодать знания, негоже отступать перед трудностями. Избранный не должен защищаться от них с помощью успокаивающих объяснений. Например, говоря себе, что, мол, то, что с ним происходит, — это галлюцинация, аллегория, возвращение к прежней жизни. Нет, речь идет об истине буквальной, непосредственной, единственной. Рим находится здесь и сейчас. Средний американец ослеплен, но на самом деле это и есть реальность, лежащая в основании мира, в котором он живет. Империя никогда не исчезала. Она просто укрыта от глаз своих подданных. Подобно тому, как для показа фильмов используют стену тюрьмы, для них был придуман этот вычурный мир, эта наглая фантастика, которую большинство зрителей принимают за подробное документальное кино: девятнадцать веков истории и возникший таким образом мир. Но война продолжается и во время показа. Те, кто отказываются смотреть фильм и верить в реальность происходящего, безжалостно преследуются. Им не позволяют покинуть зал, их убивают в туалете. Некоторые из предосторожности меняют тактику, они остаются сидеть в зале, закрыв глаза и сохраняя разум ясным. Они следуют своим путем и служат другому королю. На них нет доспехов, только обычная одежда, сандалии и, иногда, позолоченная рыба, выполненная в виде браслета или ожерелья, — знак, который позволяет им узнать друг друга. Они образуют тайное общество, сплоченное надеждой и угрозой, общаются при помощи секретных кодов, используют заброшенные каналы, чертят в пыли эзотерические знаки.
Хвала Господу, мы вновь тебя нашли. Ты снова среди нас.
В течение нескольких ночей Филип Дик видел множество снов и понял, что они должны завершить его посвящение. Чаще всего ему снились открытые книги. Если бы он смог их прочесть и запомнить содержание, он нашел бы ответы на все интересующие его вопросы. К несчастью, страницы переворачивались слишком быстро, как перед копировальной машиной. К тому же казалось, что они были написаны на иностранном языке. Филип просыпался разочарованный, но не сомневался, что информация записывается без его ведома в его мозге. Возможно, ее скрывали от него в целях безопасности.
Как это лучше объяснить? Вокруг него стрекотала, гудела некая аура. Она вела себя как живое существо, наделенное разумом, и объединяла знакомые предметы, сообщая им свою энергию. Его голова, его квартира, их маленький мир на троих, были похожи на практически севшую батарейку, которую вдруг перезарядили.
Он смотрел на Тессу, которая, свернувшись на краю дивана, подобно зверьку, лакала свой кофе из чашки с изображением мультяшных персонажей. Он смотрел на Криса, ползающего в ползунках по плюшевому ковру. Он смотрел на кошек. Очевидно, никто ни о чем не догадывался.
Нужно будет, думал Филип, сообщить жене, не открывая ей всей правды, некоторые коды, научить ее элементарным мерам предосторожности. К счастью, он уже приучил Тессу к этому. С такой точки зрения то, что многие другие считали паранойей, на самом деле было благословением, возможно, обязательным условием, от которого зависело его посвящение. Фил давно боялся всего: налоговой службы, агентов из отдела по борьбе с наркотиками, ФБР, но он был прав и совершенно напрасно отвергал этот страх в последние недели. Страх его закалил, но и выработал у него рефлексы, необходимые для подпольной деятельности.
Дик также имел обыкновение говорить странные вещи. Никто никогда не знал, говорит ли он серьезно или шутит, верит ли в то, что говорит, или же проверяет на своем собеседнике очередную нелепую теорию, которая только что пришла ему в голову, а вскоре сменится другой. Было хорошо известно, что беседа с Филипом К. Диком не подчиняется тем же правилам, что обычный разговор, что не стоит ничему удивляться, и по молчаливому согласию ему прощалось многое из того, за что любого другого уже давно объявили бы сумасшедшим. Тем не менее некий риск все же существовал, и следовало быть осторожным.
Дик послал Тессу купить вотивные свечи («Какие-какие свечи?» — «Да просто свечи…»), решив превратить этажерку в спальне в импровизированный алтарь, где они бы постоянно горели перед изображением Богоматери, сделанным на Филиппинах.
Пока Тесса ходила в магазин, проснулся Кристофер и начал плакать. Фил решил приготовить сыну шоколад. Когда отец вошел в комнату, малыш протянул руки к бутылочке. А еще Дик прихватил, сам не зная зачем, кусок хлеба, лежавший на кухонном столе, и вдруг он понял, почему это сделал. Он чуть было не отправился обратно на кухню за водой, но передумал. Если, так или иначе, римляне были в курсе происходящего, соединение хлеба и воды их, безусловно, насторожило бы. Поэтому лучше, чтобы все выглядело естественно. Никто из непосвященных не должен знать, что речь идет о чем-то большем, нежели простая игра отца с сыном. Фил дал Кристоферу кусочек хлеба, а сам взял у мальчика бутылочку и открутил соску, не намного, но вполне достаточно для того, чтобы несколько капель попало на голову ребенку. Дик быстро начертил измазанным в шоколаде пальцем крест на лбу Кристофера и прошептал по-гречески: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа». Затем он вернул бутылочку мальчику. Пока тот пил, Дик обнял сына и прошептал тому на ухо его тайное христианское имя: Пол. Все это заняло несколько секунд, сторонний наблюдатель ничего бы не успел заметить. Дик инстинктивно действовал решительно и точно, под влиянием некоей превосходящей его силы, которая — в этом Фил был уверен — заботится о его благе и о благе его сына.
