На подиуме, огороженная витой шелковой веревочкой, стояла британская королевская семья в полном составе. Само собой, всем внезапно захотелось узнать, какое нижнее бельё носит принцесса Диана, и заодно пририсовать фломастером усы королеве. Дюжие охранники кинулись грудью на защиту монаршей чести. Так что из музея народ уехал разочарованным.
В последний вечер Марат, скушавший пол-литра виски, решил совершить поход в заведение под красным фонарём, присмотренное ещё накануне. Интересно же, как всё организовано на загнивающем Западе.
Дверь открыла какая-то старая кошёлка (типа, «мадам»), и, шаркая шлёпанцами, повела исследователя по замызганному коридору. Комната ни хрена не соответствовала стандартам, почерпнутым из порнофильмов. Вместо бархатных портьер, дубовых панелей, джакузи и роскошных красавиц – больничная кафельная плитка, школьная доска с какими-то надписями цветными мелками, ржавая раковина и то ли румынка, то ли цыганка, страдающая врождённым плоскожопием. Титьки были у неё ничё, зачотные, симпатичной формы, зато с длинными чёрными волосками, торчащими из сосков.
Изрядно траченная молью жрица любви подвела Марата к доске. Ему, слегка пришибленному обстановкой, померещилось, что сейчас придётся отвечать домашнее задание, но всё оказалось ещё хуже. На доске был тщательно расписан прейскурант: сколько и за что положено платить. От петтинга за 7,50 до 65 фунтов за некий «total sex – 15 min». Обалдевший Марат поинтересовался, сколько стоит фрикция и вошёл ли в прайс налог на добавленную стоимость.
Надо ли говорить, что секс с этой ветераншей фронта интимных услуг, снабженной вот такенным счётчиком денег вместо глаз, был не веселее, чем с надувным матрасом. Грустный Марат, зря облегченный на сотку фунтов, поплёлся в гостиницу, испытывая невыносимую ностальгию по родным берёзкам, но в особенности – по весёлым питерским подружкам, способным и на бурную бескорыстную любовь, и на философский спор, и на совместное боление за «Зенит» под пивасик.
* * *
У номера Никитича стоял испуганный отельный официант с каталкой, уставленной бутылками и тарелками. Багрово – пьяный директор орал:
– За-кус-ка! Чё ты на меня пялишься, будто не понимаешь, как эстонец какой?! Забыли, суки, как мы ваш Рейхстаг брали?! За-кус-ка! Огурчики там, грибочки! Или в вашей халупе ни хуя нет, кроме этих сраных морских тараканов?
Никитич с отвращением подцепил ногтем тигровую креветку, уронил её в салатницу и плюнул туда же.
– Никитич, он же тебя не понимает. Да и Рейхстаг тут причём?
– Не понимает, так пусть язык учит! Скоро мы сюда будем по субботам ездить пиво пить и английских кобыл ебать! Пусть готовятся, блядь! За наши бабки они нас не только в Британском музее поить будут – они голые по Биг Бену лазать будут и всем парламентом хуй у русского Васи сосать! Гордые бритты! И бриты будете, и выебаны! Уи, чмо?
Англичанин, как заведённый, кивал головой и соглашался на французском, немецком и всех остальных известных науке языках.
* * *
Нынче в Сохо русскую речь услышишь чаще, чем арабскую и, тем более, английскую. По-моему, Никитич был прав.
Уи?
Октябрь 2006 г.
Сало
Новые хозяева Питерского фольгопрокатного завода поделили продажи металла, отдав экспорт Лёве Кузнецу в московский внешнеэкономический отдел и оставив поставки по России и СНГ Марату Тагирову в Питере. Но подменять друг друга им всё равно приходилось.
В телефонной трубке перекатывалось эхо, скрежетали и чмокали непонятные звуки. Будто внутри аппарата поселился таракан, шебуршит лапками и пытается выбраться наружу. Видно, связь идет через спутник. Наконец, продрался голос Лёвушки из далёкого и загадочного Тегерана:
– Алё, алё! Марат, блин!
– Ха, привет! Там тебя персы ещё не зарезали, как агента мирового сионизма?
Марат ясно представлял, как Лёвушка осуждающе крутит окантованной жёсткими кучеряшками лысиной и чмокает вечно мокрыми губами.
– А ви, молодой человек, таки антисемит. Жаль, что ты, Маратка, не христианский младенец. А то бы пошла твоя кровушка на мацу к праздничку. Ладно, шутки в сторону. Там с Израиля звонили, надо срочно ехать. Фольгу бракуют, рулоны не разматываются.
– Ну нормально, блин! Еврей в Иран уехал, а татарина в Израиль шлют! Может, когда вернешься, сам поедешь?
– Я тут ещё на неделю, не меньше, пока испытания не закончатся. Сам понимаешь, контракт намечается вкусный, тонн на шестьсот. Давай, Маратка, езжай. Надо разрулить. Пока!
– Лёва, погоди!
Гудки. Ну, блин, красавчик! Озадачил и отключился. Марат вздохнул и набрал на селекторе двузначный номер.
– Леночка! Принеси, пожалуйста, израильскую рекламацию. Вообще, всю переписку давай по поставкам фольги туда. И пошустри насчёт визы и билетов в Израиль. Слушай, а как Лёвушку в Иран пускают?
– У него почему-то два загранпаспорта. По одному он в Штаты и Израиль ездит, а по другому – в Иран и Эмираты. Талант! Сейчас зайду, Марат Тимурович.
* * *
Визу оформили туристическую, чтобы быстро. Билеты в оба конца: в четверг утром туда, в субботу обратно. Этакий внезапный кавалерийский наскок на Ближний Восток.
Перед самым выездом в Пулково опять дозвонился Лёвушка из Ирана.
– Марат, не забудь сало купить! Побольше и получше. Для нашего представителя, Богдана.
– О! Какое древнее, исконное еврейское имя – Богдан!
– Харе шутить. Он – хохол из Харькова, у него жена еврейка.
Марат захлопнул дверь древней директорской «Волги».
– Вадим, давай в аэропорт. Только по дороге на рынок заедем. За салом, гы.
– А это зачем?
– Затем, блядь, что теперь в Израиль без сала не пускают.
* * *
Рынок поражал воображение завалами русских народных овощей – дынь, хурмы и бананов. За прилавками стояли хачики в одинаковых грязных турецких «адидасах», свесив грустные носы на небритые подбородки. Посреди азиатского великолепия притулился напуганный белёсый мужичок в драном бараньем тулупе. Перед ним на покоцанном прилавке сиротливо возлежал шмат белоснежного, светящегося изнутри розовым сала. Бочок был присыпан бриллиантовыми кристалликами соли.
– Почём сало?
– О, це ж не сало. Це ж сладка цукерка. В роте таит, як морозиво! Ось побачьте, яко справно! А свиння! Яка була свиння! Це не животина, а королевна!
– Оно у тебя хоть кошерное?
– А то як же! Сам бердичевский ребе кушал и нахваливал!
И вдруг сказал без малейшего псевдоукраинского акцента:
– Четыреста рублей за два с половиной кило. Оно того таки стоит, поверьте.
* * *
Сосед в самолёте попался весёлый. Литровую бутылку тёплого дьютифришного виски приговорили незаметно и без всяких буржуазных излишеств типа льда или колы.
