«Я не знаю, — сказал Эрик. — Не знаю, что должен сказать, не знаю даже, что, собственно, думаю. Мы не будем говорить об этом больше сегодня. В любом случае ты продемонстрировал дьявольское мужество. Пошли со мной, поплаваем немного, и твоё тело не будет таким одеревенелым на следующее утро».
«Нет, вечерами бассейн только для таких, как ты, и членов совета».
«Чёрт, да. Почитай какую-нибудь книгу взамен. Я все же пойду…»
Далее события развивались по вполне предсказуемому сценарию. Трём бывшим отказникам пришлось продемонстрировать, что они больше не будут уклоняться от горчичников. Один за другим они покорно подходили и по команде наклоняли головы. Их никто сильно не бил, но ведь смысл процедуры состоял не в причинении физической боли. Требовалось восстановить порядок.
Эрик снова затеял кампанию осмеяния префекта и его заместителя. Хотя сейчас, когда он глумился над этой парочкой, редко кто осмеливался хихикнуть за столом или в школьном дворе.
А совет решил внедрить систему доносов. Наказанный штрафными работами или арестом мог уменьшить приговор на одно воскресенье, если выдавал учеников реальной школы, использующих известные прозвища для руководства. Эффект был сомнителен, но совет всё равно не отказался от своей идеи. Сообщили по школе, что для доносчиков, буде им выпадет предстать перед судом, предусмотрены особо мягкие приговоры. И, кроме того, им не придётся выполнять функции денщиков. И тогда лед тронулся…
Эрик предложил Пьеру бить доносчиков. Но Пьер решительно высказался против: это означало бы использовать логику противостоящих им хамов. А если малевать красной краской большую букву «Д» на их дверях? Идея понравилась, и следующей же ночью они прокрались в жилой корпус реальной школы и разукрасили буквой «Д» целых пять дверей.
«Они, конечно, соскоблят, но это не играет никакой роли, — сказал Пьер. — Ведь следы-то останутся, и все сразу поймут, что к чему».
«Да, — сказал Эрик. — Для доносчиков подходит, конечно, лучше всего. „П“ для предателей было бы не так понятно».
«А что нас ждет сейчас? Может, они хотят испробовать какие-то мирные решения?»
«Об этом они даже не думают. Просто хотят выиграть немного времени, чтобы ударить ещё сильнее».
«Да, и вопрос в том, что они конкретно для тебя приготовили».
Конкретно?
Школа снова гудела от слухов, как перед Монашеской ночью в прошлом году. Все понимали, что члены совета должны, в конце концов, успокоить Эрика. Но никто не имел ни малейшего представления, что они задумали. Ясно было одно: реализацию планов не станут откладывать в долгий ящик.
В субботу снова похолодало. После обеда на большом школьном здании появились сосульки. Эрик уже форсировал половину седьмого тома «Тысячи и одной ночи», когда дверь классной комнаты, где он отбывал арест, открылась. Вошли два члена совета из четвёртого гимназического класса. Тут же терся реалист-первоклассник. Эрику объяснили: малец наказан за дерзость лишением выходных и штрафными работами. Но у него сейчас насморк, и, проявляя гуманность, совет заменил трудовую повинность арестом. Так что Эрику придется в порядке замены выполнить чужое задание.
Он не нашел особой причины для споров.
Его вывели на маленькую гравиевую площадку перед флигелем для дополнительных занятий. Тут лежали четыре полуметровых стальных клина. Похоже, их использовали, чтобы ломать гранит. Рядом валялась кувалда.
Члены совета нарисовали четыре метки, как бы по углам квадрата со сторонами примерно по два метра. Здесь клинья следовало вбить сквозь снег и лёд и далее сквозь промёрзшую землю. Так, чтобы они сидели как влитые, понятно! После окончания работы отнесешь кувалду на склад и вали домой.
Члены совета удалились.
Сначала Эрик стоял и рассматривал клинья и кувалду. Ну сделает он все как велено. Но зачем? Неужели повторится история с бессмысленным копанием ям в лесу? Верить в это не хотелось, тем более ему разрешили сразу идти домой, а дело вряд ли требовало более получаса. Да еще маячила свободная суббота после обеда — в первый раз с момента прибытия в Щернсберг. Он взвесил кувалду в руке. Для чего эти клинья? Что, по мнению членов совета, он сделает, когда освободится? Куда пойдёт? Может, они собирались устроить засаду на пути в киоск? Или что?
Действительно, и тридцати минут не прошло, как стальные клинья оказались забитыми наипрочнейшим образом. Эрик отнес кувалду и отправился домой. Пьер лежал как обычно на своей кровати с книгой в руках. Согласился, что вся история выглядит подозрительно и предвещает какую-то неприятность. Но какую именно?
«Подождём и посмотрим, это единственное, что мы можем сделать», — сказал Эрик и снова открыл седьмой том «Тысячи и одной ночи».
Спустя немного он спросил Пьера, почему Синдбад-Мореход пережил почти такие же приключения, как и Одиссей. Кто, собственно, у кого списал?
Пьер придерживался мнения, что версия «Тысяча и одной ночи», скорей всего, появилась позднее, чем оригинал Гомера. Он привёл кое-какие доказательства в пользу своей теории.
Забавно, кстати: рассказ о Полифеме выглядел почти одинаково.
За ужином всё прошло как обычно. Поэтому Эрика застали врасплох на выходе из столовой. Компания членов совета ждала снаружи. Ага, подумал Эрик, рано или поздно это должно было случиться. Сейчас его ждет, видимо, пара новых золотых зубов, но разве это означает ИХ победу…
На него набросились сразу со всех сторон, обхватили и, что-то торжествующе вопя, поволокли в направлении флигеля. Затем прижали к земле, полностью лишив возможности сопротивляться. И наконец, руки и ноги плотно прикрутили веревками к этим клиньям, натянув так, что он в конце концов оказался как бы распятым на горизонтальном кресте. Публика толпилась вокруг, переполненная ожиданием. Время от времени на Эрика сыпались ругательства.
Уже опустились сумерки. У горизонта за большим школьным зданием протянулась широкая красная полоса. Небо приобрело тёмно-синий цвет, кое-где вспыхнули далекие звёзды. Эрик пересчитывал их в составе Млечного Пути и думал, что примерно такие чувства испытывают те, кому предстоит умереть. Если бы вспомнилась какая-нибудь песня, он бы запел. Его мучители хотели, чтобы он сам вбил клинья, к которым будет привязан. Поэтому ему и дали свободу после окончания работы (естественно, чтобы он не отказался). Силверхиелм стоял где-то за головой Эрика и от души смеялся.
«Ну, мой маленький дерзила! Ты ведь надежно вбил штыри! Так что вряд ли сможешь отвязаться!»
Ну да, это был голос Силверхиелма. Пока лучше всего молчать, думал Эрик. По крайней мере, пока не выяснится, что они задумали. Неужели они действительно хотят реализовать идею со щипцами для орехов? Но тогда им, наверное, следовало, прежде чем распнуть, стащить с него брюки…
В конце концов, Силверхиелм шагнул вперёд. Так чтобы Эрик мог видеть его. И очень медленно, демонстративно медленно вытащил нож. Теперь он держал его прямо перед глазами Эрика.
