Апрель 2011 года
– Привет, пап! – Мэг села с ним рядом в кресло еще до того, как он заметил, как она прошла через шикарное фойе бутик-отеля в Миклтоне.
– А, это ты, Мэг. – Для своих шестидесяти лет он достаточно быстро поднялся на ноги. Он наклонился к ней, чтобы обнять, но Мэг сжалась и отпрянула, и его жест превратился в неуклюжее, подростковое лапанье. – Ты прекрасно выглядишь, просто потрясающе. Смотрю, ты похудела.
– Да, – пробормотала она. – Странно, но после нашей последней встречи с меня буквально все стало сваливаться.
– Это все похороны Вики, – в свою очередь, пробормотал отец, как будто не слышал ее слов. – Неужели мы так долго не виделись?
– Похоже, что да.
Колин откинулся в плюшевом кресле и посмотрел по сторонам.
– Милое место, – сказал он. – Если не ошибаюсь, раньше здесь был обувной магазин. – Внезапно он подмигнул и рассмеялся. Мэг продолжала смотреть на него пустыми глазами. – А где Молли?
– У себя в комнате, – ответила Мэг. – Смотрит бесконечные сериалы и шлет СМС своим подружкам. – Ее голос был сух, как пыль.
Колин кивнул и улыбнулся.
– Ну, а как твои дела? Как ты себя чувствуешь?
– Ты о чем?
Колин слегка понизил градус напускной веселости.
– О твоей матери, конечно, – сказал он. – Что ты мне о ней скажешь?
– Ты и сам знаешь. Что может чувствовать дочь, которая похоронила свою мать? Ведь она заморила себя голодом до смерти в доме, забитом всяким дерьмом, так что ее дочери понадобится как минимум две недели, чтобы это дерьмо оттуда выгрести. Но даже тогда нужна будет еще пара недель, чтобы вычистить его окончательно. Вот так я сейчас себя чувствую. Спасибо.
Мэг сердито откинулась на спинку кресла и сложила на груди руки. Колин пристально посмотрел на нее, затем наклонился и прикоснулся к ее руке. Мэг мгновенно отдернула руку.
– Нет-нет, я не просила никакого сочувствия. Я легко без него обойдусь. Мне нужна лишь помощь.
– Понял, – ответил Колин, убирая руку. – Отлично тебя понял. Именно за этим я здесь. Чтобы помочь. Неужели все так плохо?
Мэг вздохнула и слегка поникла.
– Даже хуже, чем в самом худшем из кошмаров, какие только я себе представляла. Нет, серьезно, это… это… – Она с удивлением поймала себя на том, что плачет.
Отец снова дотронулся до ее руки, Мэг же снова стряхнула его руку, не зная, сможет ли когда-либо снова принять его прикосновение. Смахнув слезы, она продолжила:
– Это просто какой-то ужас. Особенно на первом этаже. Туда даже дневной свет не проникает. Она завалила весь этаж грудами дерьма до самого потолка. Остался лишь узкий коридор. Ну, ты понимаешь, среди этих груд. Они там как стены. А вонь, – она поднесла ладонь ко рту. – Ты даже не представляешь, какая там мерзкая вонь. И посреди этой помойки стоит ее кресло, грязное и замызганное. В нем она и жила все последние годы. – Мэг в упор посмотрела на отца. Наконец-то у нее нашлись силы посмотреть ему в глаза. – Да-да, она жила в этом кресле. Спала в нем. Ела в нем. – Мэг передернуло, и она опустила взгляд. – Боже, ведь это так трагично.
Колин вздохнул и прижал пальцы ко рту.
– Мне больно это слушать, – сказал он. – Такое чувство, будто я…
– При чем здесь ты? Это вообще не имеет к тебе ни малейшего отношения. Это касается всех нас. И всего. О боже. Я давным-давно говорила тебе, что она больна. Она всегда была больна. Это… – Она на миг умолкла. – К этому все шло.
Колин покачал головой.
– Ты так считаешь?
Мэг кивнула.
– Позволю себе не согласиться, – возразил Колин. – Думаю, был момент, когда все могло сложиться иначе. Момент, когда мать могла выбрать, как ей дальше жить.
– И когда же он был, этот момент?
Колин пожал плечами.
– Риз, – сдавленным голосом произнес он. – Этим моментом стала для нее смерть Риза.
Мэг кивнула.
– Но как мы могли допустить то, что случилось? Ведь мог бы хотя бы один из нас что-то предпринять? Я это к тому, что не было никаких признаков, никаких ранних звоночков. И Риз ничего не оставил – никакой записки, никакого объяснения. Как будто не было никаких причин.
– Думаю, мы могли бы помочь маме. После того, как это случилось.
– Но она не желала ничьей помощи! – выкрикнула Мэг. – В этом-то и все дело. С ней все было в порядке. – Мэг изобразила щебетание Лорелеи. – Да-да, абсолютно в порядке. Мой сын мертв, ля-ля-ля. Нет, – покачала она головой. – Если честно, я не думаю, что мы могли хоть что-то сделать. Как можно помочь тому, кто считает, что с ним все в порядке?
Колин с печальной улыбкой кивнул.
– Но в любом случае я должен был его понять. Почему-то он это сделал? О чем думал? Может, будь у нас объяснение, мы смогли бы пережить эту трагедию. Нашли бы способ. Но объяснения не было, и каждый из нас как будто сорвался…
– Неправда, я никуда не срывалась, – резко перебила его Мэг.
– Может, ты и нет, но это еще не значит, что тебя не терзали твои собственные демоны. Но хуже всего из нас всех пришлось твоей бедной матери. Мы как будто… – Колин на миг умолк. – Мы как будто молча обвиняли друг друга. И продолжали обвинять и дальше. – Он вздохнул. Повисло молчание.
Первой его нарушила Мэг.
– Ну ладно. Думаю, ты проголодался. Может, поднимемся ко мне в номер? Как ты смотришь на то, если мы попьем чаю?
Колин просиял.
– Спасибо, с удовольствием, – ответил он.
Март 2005 года
– Ты просто ангел, Лорри. Не знаю, что бы я без тебя делала. – Вики повернулась в кресле-каталке и пожала костлявую руку Лорелеи, лежавшую на одной из ручек.
– Не смеши меня, – ответила та. – Подумаешь, какая ерунда.
– Неправда, – возразила Вики, – не ерунда. Можно подумать, я не знаю, каких трудов тебе это стоит. Признайся, ты с куда большим удовольствием осталась бы дома, вместо того чтобы катать меня по всему городу.
– Дорогая, моя машина – продолжение моего дома, поэтому никакой это не труд. Сейчас для меня самое главное, Вик, чтобы тебе стало лучше. Давай, выздоравливай. Ради девочек. Ради меня.
Лорелея пожала ей плечо и принялась толкать кресло-каталку дальше по коридору. На улице стоял солнечный, чуть ветреный день. По небу плыли кружевные облака, тихо о чем-то перешептывались, шурша листьями, деревья. Какой резкий контраст по сравнению с тем, что было до этого. Три часа химиотерапии в темной больничной палате, Вики рассеянно листала старые номера воскресных приложений, которые Лорелея приносила ей в больницу, радуясь тому, что ее хламу наконец нашлось достойное применение. Эти старые газеты действительно привносили в ее нынешнюю жизнь спокойствие и разнообразие, пока она пила теплый сок из пластикового стаканчика. Время тянулось мучительно медленно. Даже слова и прикосновения рук Лорелеи были бессильны что-то изменить.
