Но там ее нет. Я приказываю себе успокоиться. Кэролайн привыкла быть популярной. Обычно после уроков они с подружками тусуются в главном коридоре, у доски, на которой вывешивали фотографии выигравших Национальную стипендию за достижения вплоть до того года, когда никто из нашей школы ее не получил. Поскольку теперь школе стыдно вешать там что-то другое, это место облюбовала Кэролайн со своей компанией.
Однако сегодня Кэролайн там нет. Пробормотав себе под нос проклятие, я пробиваюсь сквозь толпу к боковой стене. Добравшись туда, я вижу подружек Кэролайн, оживленно спорящих о том, отстойно выглядит пирсинг живота или нет. Когда я подхожу к ним, Аманда поднимает голову.
— Чего ты хочешь? — спрашивает она, отряхивая свои стильные джинсы с таким видом, словно боится заразиться от меня склонностью к предательству.
— Ты не видела Кэролайн?
— Нет. Она вообще не появлялась.
— Но ведь она должна была встретиться с вами здесь? Она не говорила ничего о том, что собирается домой?
— Она хотела сегодня переночевать у меня. — Подождав, пока до меня дойдут ее слова, она добавляет: — Потому что она не хочет тебя видеть. — Видимо, на тот случай, если я вдруг не усвоила оскорбление.
— Кто из вас в последний раз ее видел?
— Эй, Марта, — окликает Джессика. — Где Кэролайн?
— Она была со мной на геометрии. Но она ушла раньше, сказав, что плохо себя чувствует. По-моему, она собиралась поехать в торговый центр.
Возможно. Кэролайн известна тем, что, расстроившись из-за мальчика, может спустить годовой запас карманных денег на шмотки. Но обычно она берет с собой безотказных подружек и кого-нибудь, кто носит за ней сумки.
— Но она бы попросила вас пойти с ней?
— Мой папа разрезал все мои кредитки, — говорит Марта, качая головой.
— А я встречалась со всеми продавцами из «Аберкромби энд Фитч». Я не смогу показаться там в течение, по меньшей мере, ближайшего месяца, — говорит Аманда. — Эвелин?
— Она меня не просила, — отвечает Эвелин, отвлекаясь от накладывания розового блеска для губ. — И это странно, потому что мы собирались в следующий раз пойти вместе и купить подходящие шортики для пижамной вечеринки в следующую пятницу.
Марта взволнованно хлопает в ладоши.
— Те, с розовыми кроликами?
— Да!
— Ты должна посмотреть на мою пижаму — на ней нарисованы брокколи и написано «Съешь меня».
— Какая прелесть! А на моей — обезьянки!
— А на моей — киты, — заявляю я, чтобы привлечь их внимание, и в награду получаю сразу три заинтересованных взгляда. Однако сейчас я не намерена тратить время на пижамные штаны. — Позвоните мне, если увидите ее, — говорю я и упрямо стою у них над душой, пока не убеждаюсь, что они все записали мой номер в свои телефоны.
Возвращаясь по коридору обратно, я выкапываю телефон со дна сумки. Обычно я держу его выключенным, потому что до сих пор не удосужилась завести приличные мелодии на звонок, — да и, честно говоря, кроме папы и Марси, мне почти никто не звонит. Телефон показывает полную батарейку и тихо говорит мне «спасибо». Я набираю домашний номер. На третьем гудке Марси поднимает трубку, и я, стараясь говорить спокойным ровным голосом, спрашиваю, вернулась ли Кэролайн домой.
— Она уже звонила и сказала, что останется у Аманды. Я спросила, не хочет ли она захватить одежду, но она ответила, что одолжит что-нибудь. У нее был расстроенный голос, — говорит Марси, и за помехами связи я различаю в ее голосе тревогу. — Что-то случилось?
— Ничего. Просто кое-какие дела с мальчиками, — вру я.
— Тогда почему ты звонишь?
Одно очко в пользу Марси.
— Одна из ее подружек сказала, что она забыла кое-что в шкафчике, и я хотела ей это передать.
Кажется, Марси поверила. Заявив, что мне пора на теннисный матч, я вешаю трубку и направляюсь к боковому коридору, планируя сделать несколько кругов по школе в поисках Кэролайн. Я начинаю чувствовать себя глупо — она, наверное, зализывает свои раны в каком-нибудь уютном и безопасном местечке, полном привлекательных мальчиков. В худшем случае мне придется проверить мужскую раздевалку.
Проходя мимо открытых дверей пахнущего химикатами научного крыла, я слышу пронзительное хихиканье, которое я узнала бы где угодно.
— Нил, перестань, — щебечет Виолетта, но по ее голосу не скажешь, что она хочет, чтобы он перестал. Я вбегаю в кабинет физики и вижу, что Нил щекочет Виолетту роботом с дистанционным управлением.
— Спасибо, что пришла на встречу клуба робототехники, — говорит он Виолетте, которая наклоняется и с большим любопытством трогает робота за голову. — Интересно, где Адам? Он обещал быть.
— Нам нужно дать ему имя, — говорит Виолетта. Она берет карандаш и прикасается им к плечу робота. — Я нарекаю тебя... Симоном.
— Симоном? Ты только что назвала робота Симоном?
— А что не так с именем Симон? Так звали моего брата.
— Я не знал, что у тебя есть брат.
Виолетта с печальным вздохом опускает глаза долу:
— Его уже нет.
— Мне очень жаль, — говорит Нил, немедленно раскаиваясь.
— Это уже не важно. Это было давно. — Она бросает на него значительный взгляд из-под ресниц. — Очень, очень, очень, очень... Софи! — восклицает она, заметив меня в дверях. — Ты не должна быть здесь.
— Как и ты.
— Мы рано вернулись! А поскольку я обещала Нилу, что буду ходить на встречи клуба робототехники, пока в него не вступит еще хотя бы один человек, то... Что случилось?
— Я не могу найти ни свою сестру, ни Влада.
Нил, гоняющий робота по кругу, останавливается:
— В середине последнего урока я видел, как они разговаривали.
У меня сжимается желудок.
— Правда?
— Ну да. Я забыл взять графический калькулятор, а ее шкафчик рядом с моим, — говорит он. — Ну, знаешь, Гарвилл... Гарретт. Этот чертов алфавитный порядок.
Пытаясь сдержать панические нотки в голосе, я спрашиваю:
— О чем они говорили?
— Не знаю. Я привык отключаться, когда вижу ее. Большинство ее взаимодействий с людьми включает громкие поцелуи. — Он прерывается, увидев на моем лице выражение, которое, наверное, лучше всего описывается словом «ужас». — Эй, да все в порядке. Это было похоже на дружескую беседу. То есть сначала она была в ярости, но потом он проникновенно посмотрел ей в глаза и они ушли вместе. — Нил закатывает глаза, как будто он сам не смотрел проникновенно в глаза Виолетты на протяжении нескольких последних недель.
— И куда они пошли? — спрашиваю я.
— Хм. Наверное, пошли целоваться?
