— И что она ответила? — спросила Миранда.
— Она изумилась: а почему, собственно, она обязана была это сделать? У отца никогда не находилось для дочери ни времени, ни теплого внимания. Она ненавидела любовника матери, но та, по крайней мере, всегда была рядом.
— Но Габи ведь могла уберечь и отца, и тебя от душевных страданий, — жестко заметила Миранда.
Бретт утвердительно кивнул.
— Подозреваю, что моя дорогая сестрица таким способом хотела расквитаться с нами за то, что мы пренебрегали ею. Но теперь она решила рассказать мне правду.
— Ты полагаешь, что и этот рассказ Габи, и ее звонок мне — попытка помочь нам начать все сначала?
— Думаю, именно так. В тот вечер я, хотя и был пьян, но, вероятно, действительно выглядел умирающим. Из-за страха потерять тебя.
— Ну хорошо, Бретт, а почему, собственно, ты решил продать свой дом?
— Да я и не продавал его. Я просто отдал его Габи. Она всегда считала, что Джулия не должна была оставлять дом мне, что он должен перейти к ней. Я никогда не любил этот дом, но жил в нем в память о матери, в смерти которой винил себя. Ну а после рассказа Габи я подумал о долгих годах, отягощенных надуманной виной, и решил избавиться от этого дома.
— А что Габи собирается делать с ним?
— Полагаю, продаст, у нее сейчас все интересы связаны с Техасом. Кстати, нам надо заехать и посмотреть, как Джил пакует твои вещи. Я собирался отправить их тебе в Англию.
— А эта квартира? Мы будем жить здесь?
— Только до тех пор, пока не найдем что-нибудь подходящее, — сказал Бретт. — Это служебная квартира. Мне надо только позвонить, и все — от чая и тостов до обеда по полной программе — будет немедленно доставлено. Меня это устраивало, да и не мог я заниматься поисками квартиры для себя одного.
— Меня бы устроило что-то не чересчур большое, — сказала Миранда.
— Меня тоже, — согласился Бретт. — Думаю, судьбою нам действительно предначертано быть вместе, дорогая. Даже если путь к нашему общему берегу был таким… трудным. Я столько думал о тебе и нашем потерянном ребенке. Я хотел горевать вместе с тобой. Но ты не разрешила мне быть рядом.
Глаза Миранды затуманились, она мягко коснулась его лица.
— Я была опустошена, как скорлупа съеденного ореха. Я потеряла все и считала, что навсегда…
Бретт с трудом проглотил подкативший к горлу ком.
— Я увезу тебя на Льюк, любовь моя. Но прежде чем начать там второй медовый месяц, мы попросим Линду сплести венок и бросим его в океан, на волнах которого был зачат наш ребенок.
— Может быть, он вернется к нам в виде еще одного малыша?
— Еще нескольких, уверен, — поддразнил Бретт, улыбаясь. — Я хочу компенсировать тебе всю ту боль, которую причинил.
Руки Миранды обвились вокруг его шеи.
— Всю оставшуюся жизнь мы будем возмещать это друг другу, — чуть слышно выдохнула она.
— Да будет так.
