Княжна сделала вид, что не заметила весьма красноречивого и крайне оскорбительного изумления лейтенанта.
- Вы должны меня понять, - продолжала она, - мне так одиноко, так страшно! Последнее утешение, которое мне осталось, это молитва.
После этих слов правая бровь лейтенанта присоединилась к левой: такого поворота он не ожидал и теперь чувствовал себя обманутым, словно княжна уже успела что-то ему пообещать и не сдержала слова. Впрочем, он тут же взял себя в руки: похоже, что его ухаживания все-таки должны были получиться долгими и романтическими, что могло сильно скрасить довольно скучную и однообразную походную жизнь.
- Я понимаю вас, - сказал он самым почтительным тоном. - Моя бедная матушка тоже была очень набожной женщиной. Она могла часами простаивать на коленях у распятия...
- Вот видите! - воскликнула княжна. - Я же лишена даже этой возможности. Мне известно, что все иконы, находившиеся в нашем доме, сейчас находятся где-то здесь, в повозках и солдатских ранцах. Одна из них, наиболее почитаемая моим покойным дедом, князем Александром Николаевичем, стала добычей денщика нашего храброго капитана Жюно. Капитан был так любезен, что предоставил эту икону в мое распоряжение для того, чтобы умирающий князь мог в последний раз приложиться к ней. Теперь икона дорога мне вдвойне. Я не прошу ее вернуть, но мне хотелось бы хотя бы изредка иметь возможность молиться святому Георгию...
- Сен Жорж? - удивился лейтенант. - Странный выбор для девицы...
- Эта икона - единственная память о князе, - напомнила Мария Андреевна. - Я понимаю, что вы имеете в виду, но святой Георгий - не только воитель, но и защитник слабых. А я сейчас, как никогда, нуждаюсь в защите. Я знаю, что вы поймете меня и поможете. Мне неловко во второй раз обращаться к капитану с этой просьбой...
- Я все понял, - перебил ее Дюпре. - Будьте покойны, сударыня, я немедля все устрою.
Он с поклоном отошел от княжны, приблизился к капитану и, склонившись над его плечом, начал что-то тихо и горячо ему говорить. Поначалу капитан хмурился, очевидно, не в силах понять, что ему надо, но потом лицо его прояснилось, он улыбнулся и махнул рукой. Обернувшись к княжне, Жюно отсалютовал ей бокалом и важно кивнул, показывая, что готов удовлетворить ее просьбу, тем более что ему лично это ничего не стоило.
Глава 13
Получив разрешение Жюно, лейтенант Дюпре поспешно покинул дом и вышел во двор, где стояло несколько экипажей, в числе которых находились повозка капитана и карета, в которой ехала княжна. Небрежно ответив на приветствие часового, лейтенант отыскал капитанскую повозку, из которой, как некая часть клади, по-прежнему торчали ноги денщика. Поль спал, о чем свидетельствовал доносившийся из повозки раскатистый храп.
Лейтенант постучал сначала по кожаному верху повозки, а затем и по дощатому борту. Храп прервался всего лишь на мгновение, чтобы тут же возобновиться с удвоенной силой. Торчавшие поверх тюков прямо перед носом у Дюпре босые ноги денщика были грязны и являли собой довольно отталкивающее зрелище. Брезгливо морщась, лейтенант поднял саблю и похлопал ножнами по босой пятке.
Это прикосновение наполовину разбудило денщика. Храп прекратился, в повозке послышалась возня и шлепанье губами, какое издает спросонья разбуженный посреди ночи, но еще не до конца проснувшийся человек. Лейтенант снова хлопнул его ножнами по ноге.
- А? Что? - испуганно воскликнул Поль, решивший, что кошмар минувшей ночи начинается опять. - Не подходи!
- Тише, Поль, вы разбудите весь лагерь, - проворчал Дюпре. - Я к вам с приказом от капитана Жюно.
- С приказом? - снова укладываясь на тюки, спокойно удивился Поль. Какие могут быть приказы, мой лейтенант, когда я не могу и шагу ступить? Этот проклятый бандит отделал меня до полусмерти, но я, как видите, остался в строю, с моими боевыми товарищами, с моим капитаном... Так чего же еще от меня хотеть? Не понимаю, право, не понимаю!
- Послушай-ка, приятель, - сдерживаясь, сказал Дюпре, который очень не любил капитанского денщика за жуликоватость и нахальную манеру держать себя с офицерами, - если ты на минуту закроешь рот, я с удовольствием объясню тебе, в чем дело. Если же ты сию секунду не замолчишь, я постараюсь сделать так, чтобы ты об этом пожалел. Посуди сам, к чему тебе оставаться в строю, когда ты не можешь выполнить простейшего распоряжения своего капитана? Тебе прямая дорога в лазарет, а оттуда, как водится, на кладбище. Думаешь, капитан Жюно не найдет тебе замены? Найдет, поверь!
- Но, господин лейтенант, - поспешно возразил Поль, - вы меня неправильно поняли! С чего вы взяли, что я отказываюсь служить Франции и моему капитану? Приказывайте, и я пойду в атаку на руках!
- Это не потребуется, - сухо ответил лейтенант. - Где-то в этом возке хранится икона, которую ты украл накануне в усадьбе. Капитан требует вернуть ее владелице.
Денщик досадливо крякнул: икона была самым дорогим его приобретением и одна стоила много больше, чем вся остальная его добыча, вместе взятая. Дело, конечно, было не в самой иконе - эта размалеванная доска казалась Полю лишней обузой, - а в тяжелом золотом окладе, который он намеревался весьма выгодно продать по возвращении домой одному знакомому ювелиру. Мысленно Поль уже распределил и потратил эти деньги, и расставаться со своими мечтами только потому, что капитан Жюно решил услужить очередной дамочке, ему было жаль до слез.
- Сейчас, сударь, - угодливо пробормотал он, возясь в тесной повозке и лихорадочно придумывая, как поступить. - Подождите одну только минуточку, прошу вас. Мне больно двигаться, прошу извинить...
Ход мыслей денщика Поля был прост и делал большую честь его умственным способностям. Капитан приказал передать хозяйке, то есть этой русской дамочке, ее икону - икону, а вовсе не оклад! Присваивая золото и возвращая дерево, Поль рисковал, но не слишком: он очень сомневался, что в его теперешнем состоянии у капитана поднимется рука подвергнуть его наказанию более жестокому, чем словесный разнос. К словесным разносам Полю было не привыкать; к тому же, в самом крайнем случае, он всегда мог вернуть оклад, хотя и не знал, как ему удастся пережить такую потерю.
Продолжая бормотать, причитать и жаловаться на причиняемую ранами страшную боль, он быстро достал из-под тюка с шубами парчовый сверток, развернул ткань и ощупал задник иконы. Сообразив, каким образом прикреплен оклад, он при помощи карманного ножика отделил его от доски. Лейтенант не мог видеть, что он делает в темноте повозки; да он и не смотрел в сторону Поля, нетерпеливо прохаживаясь поодаль.
- Еще одну секундочку, сударь! - жалобно попросил Поль, торопливо заворачивая золотой оклад в парчу и заталкивая его на место, под тюк с шубами. - Она за что-то зацепилась, я боюсь повредить имущество капитана. Только секундочку... ну, вот! Возьмите, сударь! Всегда рад услужить господину капитану и вам, мой лейтенант...
Дюпре раздраженно выдернул из его рук икону и, сунув ее под мышку, сердито зашагал к дому. Поль проводил его взглядом и, кряхтя, улегся на свое нагретое местечко, с которого его так бесцеремонно согнали. Некоторое время он еще прислушивался к доносившимся из дома звукам, ожидая скандала, но все было спокойно, и Поль с облегчением откинулся на мягкие тюки. Все получилось просто великолепно: он сохранил драгоценный золотой оклад и в то же время избавился от мешавшей ему доски, причем сделал это так, что лучше нельзя было и придумать. Просто бросить изображение Сен Жоржа в костер или в придорожные кусты Поль побаивался: воинственный святой мог рассердиться и устроить ему что-нибудь похуже нескольких порезов на ягодицах; таскать же увесистую доску за собой было тяжело и неудобно.
