— О боже, — простонал Далримпл из дальнего угла комнаты. — Нравственность. В десять часов утра. И вы еще удивляетесь, почему в Итоне над вами постоянно издевались?
Марк и Эш одновременно повернулись в его сторону.
— Он защищает вас, тупица, — сказал Эш.
— Я вообще не имею никакого отношения к тому, что с вами произошло, — добавил Марк. — Но если вам интересно, почему Смайт так отделал вас в Оксфорде, могу предложить объяснение. Потому что вы идиот. Или потому, что забываете о приличиях перед завтраком.
Далримпл вспыхнул от негодования.
— И хочу заявить, — Эш повернулся спиной к Марку, — я не жалею ни о чем, что сделал Далримплам. Старый осел все заслужил. И, несмотря на то что я чрезвычайно ранил этим Маргарет, уверен, что после нашей свадьбы все успокоится.
Далримпл осмелился выйти вперед:
— Вы никогда на ней не женитесь.
— Можно подумать, у вас есть право голоса по этому поводу. Она вполне взрослая. И выбрала меня сама. — Он на мгновение смутился. — Или выберет в самое ближайшее время.
— Она никогда не выберет вас, поступившись волей собственных братьев, дикарь. Стоит только распространиться слухам о том, что вы обесчестили леди…
Эш сам не понял, как оказался так быстро в другом конце столовой. Но через секунду он уже схватил Далримпла за грудки и вжал в стену. Второй раз за одно утро. Яичница и куски рыбы с его тарелки разлетелись в стороны.
— Как эти слухи, интересно, распространятся? — прорычал Эш.
Ричард вытянулся и закрыл глаза.
— Не знаю, — пропищал он тоненьким голосом.
— Если вы считаете, что можете пожертвовать репутацией сестры ради собственного благополучия, лучше несколько раз подумайте. В этом случае я не только лишу вас титула и наследства, я сровняю с землей все банки, в которых у вас счета. Я подкуплю служанок, и они будут подкладывать крапиву в вашу постель. Я найму трубача, который будет стоять под вашими окнами ночи напролет, выдувая раз в несколько минут по ноте. У вас больше никогда не будет счастливого спокойного сна.
— Вы сумасшедший. — Ричард нервно облизал губы.
— Возможно. Но я предполагаемый глава рода и смогу объявить вас недееспособным и поместить в приют, если попробуете даже сказать что-то оскорбительное о Маргарет.
— Я не собираюсь причинять вред собственной сестре.
— Эш, — раздался за спиной голос Марка. — Прекратите. Вам ничего такого не придется делать.
Неясно, была ли это угроза или желание примирить двух недругов. В любом случае Маргарет бы тоже не одобрила такое поведение Эша. Он ослабил хватку, и каблуки Ричарда наконец коснулись пола.
Подавив вздох, Эш с укоризной посмотрел на брата:
— Я вас обоих отправлю в приют.
Далримпл закусил губу и опасливо сделал шаг в сторону. Однако Марк знал его лучше, поэтому, невинно захлопав ресницами, произнес:
— Выберите для меня тихое местечко. Наконец закончу работу.
Раньше Эш никогда не бывал в северном крыле замка. Комнаты в той части дома всегда были закрыты. Он догадался, что раньше они принадлежали отпрыскам герцога; до недавнего времени он не знал, что один из них находится в доме.
Теперь Маргарет переехала в свои покои. Провожавшая его горничная осталась присутствовать при разговоре, поскольку они своевременно не подумали о компаньонке.
Маргарет сидела у стола в гостиной и писала. На ней было платье очень темного шелка — не черное, скорее напоминающее цвет грозового облака. Рукава были отделаны кружевом, спадавшим волнами чуть ниже локтя. Волосы не были убраны в тугой узел. Вместо этого на голове была сложная прическа из уложенных волнами, скрученных и переплетенных прядей.
Шею украшала та же золотая подвеска. Эш вновь подумал о медальоне.
Он тихо кашлянул, и Маргарет подняла на него глаза. Взгляд стал тревожным. Она отложила перо.
Сейчас она была совершенно другой — опрятной, ухоженной, аккуратной. Однако глаза оставались прежними.
— Бог мой, Маргарет! — воскликнул Эш.
— Немного непривычно, верно? — Голос звучал ровно. Ему понадобилось время, чтобы понять, что таким образом она старается скрыть свои эмоции. — Вы впервые видите меня в образе леди Анны Маргарет. Что ж. — Она пожала плечами и вытянула руки. Тонкой работы шаль, прикрывавшая плечи, скользнула вниз. — Вот и я.
Платье леди Анны Маргарет, безусловно, шло ей больше, чем бесформенное одеяние сиделки Маргарет. Накинутая шаль прикрывала формы, которыми он восхищался утром.
— У меня накопилось так много вопросов, — сказал Эш.
— Полагаю, вам хотелось бы узнать о причинах, побудивших меня ко лжи.
Эш стоял и смотрел на нее. Теперь, когда он знал, кто она, вечная грусть в ее глазах была вполне объяснима. Она рассказала о причине своей ненависти к нему. Маргарет никогда не лгала ему. Он сам не хотел слышать правду.
— Полагаю, — начала Маргарет, — после того, что между нами произошло, вы имеете право знать обо всем, что мы планировали и начали воплощать в жизнь несколько недель назад, когда…
— Не надо ни о чем рассказывать, Маргарет. Меня это не интересует. Единственное, что важно, — она была вашей матерью. Не герцогиней, не хозяйкой. И она умерла. Во всем произошедшем вы обвиняете меня. И по праву.
Маргарет замолчала на полуслове. Она продолжала шевелить губами, но не произнесла ни звука. Затем она потерла виски, собираясь с мыслями, и заговорила:
— В ту ночь, когда я бросила в вас ком земли… Оранжерея была ее любимым местом. Мне было необходимо почувствовать себя ближе к ней. А потом появились вы и все испортили.
— Вы носите по ней траур.
Маргарет рассеянно оглядела темное платье.
— Я была в сером все время нашего знакомства, Эш.
— Я не имею в виду одежду, я говорю о состоянии души.
Она горько вздохнула:
— Эш, вы многое понимаете. Но, простите, что вы можете знать о трауре по матери?
Он чуть повернулся назад, условно хотел удостовериться, что бдительный взгляд горничной не сможет уловить происходящее, если он переместится на диван, где сидела Маргарет. Эш опустился рядом и положил руку ей на колено. Этот жест показался ей не интимным, а скорее дружеским, с целью поддержать ее.
Эш склонился ближе и перешел на шепот:
— Моя мать была сложным человеком, много болела, а в конце жизни совсем помешалась. Но это не мешает мне вспоминать те моменты нежности и любви, когда она оставалась еще в здравом рассудке. Тогда она была моим ангелом-хранителем. Поэтому ее безумие было таким пугающим. Не из-за побоев и болезней. Я помнил ее такой, какая она была раньше, и все ждал, что тот человек вернется. Вместо этого она удалялась все дальше в одной ей понятный мир.
