— Мэл, не делай этого. Не делай этого ради меня. Иди к ней. Воспитывай своего ребенка.
— Она может… — Мэл будто не слышал меня. — Или, возможно, она оставит его.
— Если она оставит ребенка, то… — Я вдруг испугалась. Мне было страшно произносить эти слова. — То тебе все же придется выбирать. Поэтому-то я и не хочу, чтобы ты делал это, Мэл.
— О чем ты? — устало спросил он.
— Если… Если она сохранит ребенка, то… Если мы с тобой останемся вместе, то тебе нельзя будет видеться с ней. И если она сохранит ребенка, то ты не должен будешь общаться ни с ней, ни с малышом.
Я смотрела на Мэла, но не глазами. Я считывала его ауру.
И не могла этого сделать. Я не видела Мэла иначе, чем глазами.
— Она часть моей семьи.
— Вот поэтому-то я и не хочу, чтобы ты оставался со мной. Потому что это ужасный выбор. Если Нова оставит ребенка и ты будешь знать, что этот мальчик или девочка где-то есть, но не сможешь общаться с ним или ней… Я не уверена, что ты выдержишь это, Мэл. Потому что ты не такой. Я не хочу, чтобы ты менялся. Не хочу, чтобы ты менялся ради меня.
— Можешь перестать говорить об этом, Стеф, — прошептал Мэл. — Мы оба знаем, что я соглашусь на это условие. Я сделал свой выбор. Хорошо? Я выбираю тебя. Выбираю тебя.
Мэл открыл заднюю дверцу машины, достал свой рюкзак и забросил его на плечо. Запер машину и пошел вниз по тропинке.
Я сказала ему, что он не знает, на что я способна. Может быть, я ошибалась. Может быть, он знал. Всегда знал это. Начав этот разговор, я в точности знала, какие слова сказать и когда. Как добиться поставленной цели.
Может, мой муж действительно знал, что, когда речь шла о том, чтобы удержать его… чтобы уничтожить всех соперниц… я готова была использовать любое оружие. Я была способна на все.
Глава 28
Я люблю четыре вещи на свете:
пляж;
небо на закате, расцвеченное алым, золотым и оранжевым;
музыку — я включаю ее и притворяюсь, что я танцор-импровизатор;
запах свежесваренного кофе.
К несчастью для меня, в последние четыре месяца запах кофе, сигарет, стирального порошка и бензина вызывал у меня рвотные порывы.
Я люблю кофе, и меня очень расстраивало то, что я не могу пить его сейчас. Кроме того, запрет на кофе вызывал особенное отторжение, когда я была на работе. Я с завистью смотрела на посетителей ресторана, прихлебывавших кофе, и представляла себе густой аромат, изящный вкус — иногда с молоком, иногда с сахаром. Я представляла себе, как они вдыхают этот запах, как делают глоток за глотком, как божественная жидкость стекает в их горло, как приятное тепло распространяется по их телу. В метро я не сводила взгляда с людей со стаканчиками кофе — удивительно, что на меня не подали жалобу за домогательство.
Я любила кофе, а ребенку он не нравился. А это ко всему прочему означало, что мне приходилось сидеть в кафе только на летних площадках. К счастью, погода сегодня к этому располагала.
Мэл пригласил меня на встречу в его любимом кафе в западной части Лондона. Они со Стефани ходили в поход — еще одно из преимуществ их брака, теперь Мэлу было с кем разделить активный отдых. Похоже, он позвонил мне в ту самую секунду, когда они вернулись.
Это было наше любимое место. Однажды мы с Мэлом попали под дождь и случайно забрели сюда, а потом еще не раз возвращались. Небольшое кафе, уютное, поразительно красивое в своей простоте: дубовый пол, чистые белые стены, хромированные поверхности, коричневый диванчик в углу и маленькие круглые столики по всему залу. Официанты всегда были приветливы, и приятно было поболтать с ними, ожидая, пока приготовят капучино. Мне всегда хотелось сбросить туфли и усесться на диванчик с ногами.
Это было наше место — тут мы болтали, смеялись, пили кофе. Так было до тех пор, пока Мэл не познакомился со Стефани. Вернее, пока мы не познакомились с ней. Но мы все равно провели здесь много часов, даже после того, как Мэл начал встречаться со Стефани. Она никогда не бывала здесь.
На летней площадке выставили небольшие круглые столики с деревянными столешницами и хромированные стулья. Тут-то я и сидела, дожидаясь Мэла. Я пила мятный чай и старалась не думать о том, как здорово было бы посидеть на диванчике и выпить капучино.
Я думала о голосе Мэла, когда он позвонил мне. У него был такой серьезный тон. Это немного пугало меня. Может, он хочет рассказать мне, что происходит со Стефани? В последнее время она вела себя очень странно: выглядела напряженной, настороженной. Загнанной в угол. Точно, загнанной в угол. Будто ее прижали к стене и она готова в любой момент наброситься на меня, чтобы освободиться.
Мне было трудно проводить с ней время. Я увлекалась эзотерикой, поэтому многое знала об энергетических вампирах, людях, которые — обычно неосознанно — вытягивают из вас энергию, как вурдалаки высасывают кровь, и вы чувствуете себя обессиленными и подавленными. Обычно я не позволяю людям поступать так со мной, но моя обычная техника защиты, позволявшая отстраниться от вампира, почему-то не срабатывала со Стефани. Стефани, словно граф Дракула, выпивала меня досуха, и когда она уходила, то казалось, что все силы покинули меня, и мне оставалось лишь лечь и отдыхать.
Если в предыдущие недели Стефани светилась от радости и счастья, называла меня своей лучшей подругой, то теперь все это прекратилось. Осталась лишь черная дыра в ее душе, куда затягивало все хорошее.
Надеюсь, Мэл мне это объяснит, и все вернется в привычную колею.
Я закрыла глаза, наслаждаясь теплом. Солнечные лучи гладили мое лицо, на улице машин было немного, мало кто проходил мимо. Я наслаждалась тишиной. Через год, когда я уеду в Австралию, там будет зима, и мне уже не доведется вот так греться на солнышке.
— Привет, — сказал Мэл.
Я улыбнулась и только потом открыла глаза.
— Привет!
Счастье, которое я ощущала, испарилось, как только я увидела его лицо.
Я хорошо знала это выражение. Обычно именно с таким видом Мэл говорил мне о том, что у тети Мер обострение. Агония, скрытая натянутой улыбкой. Покрасневшие глаза.
— Ты заказал что-нибудь? — спросила я.
Мэл покачал головой. Кашлянул.
— Я ненадолго.
— Что случилось? — Я выпрямилась.
Мэл пригладил волосы, облизнул губы.
— Ты же знаешь, как я люблю тебя, — начал он. — Ты мой лучший друг, и в мире нет никого, кто был бы мне ближе.
Если бы мы встречались, я бы сразу подумала, что Мэл меня бросает. Но нельзя бросить друга, верно? Если ты хотел разорвать отношения с другом, то просто позволял этим отношениям умереть. Ты прекращал звонить, переставал приходить на встречи, ты отдалялся… И в следующий раз, когда вы встречались, казалось, что вы не виделись пару десятков лет и теперь вам нечего сказать друг другу.
