— Сборы всегда лучше, чем сама тусовка. — Я взяла Билли под руку и сжала ладошку Коры. — Помнишь, как мы наряжались целыми часами, чтобы быть не хуже других?
— И пили вино из кружек.
— Или из бутылки, чтобы посуду не мыть, — подхватила я.
— Давно это было.
— А кажется, будто вчера.
— Это тебе так кажется.
Я ткнула ее в бок. Мы дошли до двустворчатых дверей зала.
— Готовы?
Билли и Кора кивнули. Общими усилиями мы открыли дверь, и на нас обрушился шквал звуков. Локтями, плечами и боками я пробила путь к нашему столу. Кора произвела фурор: ее передавали из рук в руки, как бесценную вазу, и наконец она устроилась на коленях у Бена. Бен — ее любимец. Кора знает его лучше, чем всех нас. Мы часто заменяем ей родителей, когда Билли нуждается в отдыхе, а Саша мотается по командировкам.
— А где булки? — спросила Кора.
— Какие булки?
— Которыми толкаются.
Расхохотались все, кроме меня. Я смотрела, как Кора теребит ухо Бена. И гадала, сколько можно брать напрокат чужого ребенка и чужого мужа и считать при том, что я живу не хуже других.
— А где Хэлен и Нейл? — спохватилась Франческа.
Вернулся Джеймс Кент с двумя бутылками шампанского и семью стаканами. Я вскочила:
— Сейчас разыщу Хэлен и притащу с нами выпить.
Возле вип-зоны я подошла к тощей особе. Она демонстративно отводила глаза, поэтому я поспешила объяснить:
— Мне туда не нужно, я просто хочу позвать мою подругу Хэлен Чжао выпить с нами.
— Ее здесь нет.
Я нахмурилась.
— Я точно знаю, — добавила моя собеседница. — Тут был скандал.
— Скандал? — вскинулась я.
— Она перепила. Наверное, сейчас в туалете.
— Жена Нейла Уильямса? Вы уверены?
— Да, его жена. Перед всеми его опозорила.
Меня ужаснула эта фамильярность, напугали возможные причины, встревожили мысли о Хэлен.
— Она недавно родила двойню, — неизвестно зачем сообщила я.
Женщина пожала плечами — я так и не поняла, просто из безразличия или вкладывая в этот жест смысл «тем хуже для нее». А то еще хлеще — «с ней все ясно». Я посочувствовала Хэлен, как никогда прежде. Неудивительно, что она напилась в этом жутком месте, очутившись под стражей худосочной дементорши и ее сотоварищей. Мало что способно разозлить меня так, как попытки разлучить с подругами.
Оставив собеседницу за шнуром, я двинулась к туалетным капсулам. Ни у одной из восьми — ни табличек, ни очередей. Угадать, в которой сейчас Хэлен, было невозможно. Я кружила вокруг туалетов, вытягивая шею каждый раз, когда приоткрывалась дверь. Мысленно называя капсулы «кораблями противника», я курсировала между ними по четкой схеме, наблюдая, как оттуда появляются мужчины и женщины, обычно парами.
Через десять минут я установила, что две капсулы не подают признаков жизни. Однажды я всю свадьбу проторчала в кабинке биотуалета, поэтому знала, что и такое случается. Я подошла к первой капсуле и осторожно постучала. Мне не ответили. Уже собираясь окликнуть Хэлен, я услышала, что внутри кого-то рвет.
— Хэлен, ты в порядке? — выпалила я так громко, что проходящие мимо люди обернулись.
Звуки смолкли. Мне по опыту известно: рвота по команде не прекращается.
— Прошу прощения, — извинилась я перед белой пластиковой дверью и отошла, а неизвестного внутри капсулы снова начало рвать.
Пришлось ждать, пока не разойдутся зеваки, внимание которых я привлекла. Через пять минут дверь той самой капсулы распахнулась, мужчина и женщина вышли, поднялись наверх и влились в толпу, не обменявшись ни единым словом. Неужели почудилось? Или кому-то из двоих здорово досталось в кабинке?
Я направилась к последней капсуле, из которой еще никто не выходил. К счастью, она располагалась дальше всех от лестницы, ее дверь была обращена к стене. Я постучала несколько раз, но мне не ответили. Прислушалась — ни рвоты, ни стонов, только какие-то непонятные звуки. Механические, пульсирующие, будто внутри что-то сломалось. Я поискала глазами табличку «Не работает» — не нашла. Затем послышался вполне человеческий звук — всхлип. Точнее, сдавленное рыдание, которое могло бы издать скорее животное, чем человек. Тем более — женщина.
— Хэлен! — настойчиво позвала я. — Это я, Тесса. Впусти меня.
Тишина.
— Ладно, — громко продолжала я. — Сейчас приглашу кого-нибудь открыть дверь снаружи.
— Нет! — сразу раздался крик.
— Тогда впусти меня. Здесь больше никого нет, никто не…
Дверь приоткрылась.
— Ну наконец-то. — Я воровато оглянулась, убедилась, что за мной не следят, и шагнула внутрь.
Хэлен смотрела на меня, сидя на опущенной крышке унитаза. Косметика поплыла, размазалась по всему лицу. Из левой ноздри текло, нижняя губа отвисла, как у боксера после боя. Обнаженные плечи поникли, платье было спущено до талии. В маленькую грудь вдавились конусы из прозрачной пластмассы. Механическим звуком, который я слышала, был шум молокоотсоса. От каждого конуса тянулась прозрачная трубка, на уровне пупка они соединялись в одну и напоминали стетоскоп. Эта общая трубка была вставлена в бутылку, которую Хэлен сжимала побелевшими пальцами. Казалось, процесс сцеживания не причиняет ей никакого неудобства. Я вынула молокоотсос из ее рук и выключила. Один конус чмокнул и отклеился. Грудь с лиловым, набрякшим соском поникла. Осторожно отлепив второй наконечник, я заметила на соске мелкие капельки крови. Заглянула в бутылку: по трубке медленно стекали такие же капли, на дне скопилась сероватая мутная жижа.
Хэлен не сопротивлялась, когда я помогла ей забраться в платье, продела тонкие руки в бретельки. Держаться на костлявых плечах они не хотели; пока я воевала с ними, Хэлен даже не пыталась мне помочь, но смотрела на меня в упор. Я прижала ее к своему животу и замерла, ожидая, когда она выйдет из транса. Наконец она заговорила.
— Я испачкаю тебе платье.
— К чертям платье, — ответила я. — Что случилось?
— Захотелось развлечься, как раньше.
— Сколько ты выпила?
— Вообще не пила.
— Глупости. Ну расслабилась немножко, никто не станет тебя винить.
— Я не пила! Мне нельзя пить, я кормлю грудью.
— Что ж ты тогда прячешься здесь с этой штукой?
Я указала на ее сбрую в раковине. Хэлен прищурилась на электрический молокоотсос и снова перевела взгляд на меня:
— Тесса…
— Что?
— Как думаешь, он меня любит?
Мне следовало предвидеть этот вопрос: слишком часто сама им задавалась. Но он стал для меня неожиданностью, и я запаниковала.
