– Я бы с радостью умер ради тебя, Психея, если бы это было возможно. Последние двести лет я был таким болваном. Прошу тебя простить меня.
– Есть только одно обстоятельство… – начал неуверенно Эрот.
По морщинке, появившейся у него между бровями, Психея поняла, что он огорчен и озабочен чем-то.
– В чем дело? – спросила она. Немного помолчав, он сказал, нежно поцеловав ее в лоб:
– Зевс приказал мне осыпать всех видевших тебя смертных пылью забвения. У них не останется воспоминаний о тебе, обо мне или о моей матери. У них исчезнут из памяти все происшедшие события, в которых мы принимали участие.
– Боюсь, что и она тоже.
Психея взглянула на Эвелину, оживленно болтающую с Брэндрейтом.
– Если так, – произнесла она печально, – я должна с ней проститься. Ты даже не представляешь, как мы с ней подружились. Я буду по ней скучать. Прошу тебя, Эрот, позволь мне поговорить с ней еще разочек, последний!
– Ну конечно, – отвечал он, выпуская возлюбленную из своих крылатых объятий, – все, что ты пожелаешь, любовь моя.
36.
Эвелина утопала в блаженстве под поцелуями Брэндрейта. Теперь, когда ее сердце было отдано ему полностью, раз и навсегда, весь мир перестал для нее существовать. Ее пальцы оставались в плену его темных кудрей, и она даже и помыслить не могла, чтобы вырваться на свободу. Чем сильнее она прижималась к нему, тем крепче и горячее становилось кольцо его рук.
Эвелина понимала, что ведет себя возмутительно, но и это было ей безразлично. Она наслаждалась каждым мгновением, зная, что оно не повторится. Первое признание в любви никогда не сравнится ни с чем, что бы ей ни пришлось испытать. Поэтому она дала своему сердцу свободу, позволив пальцам скользить по его волосам, а губам нежно касаться каждой черты его лица.
– Любимая, – шептал он, и эти слова звучали в ее душе, как струны скрипки в руках мастера-виртуоза.
Их губы снова слились в неудержимом порыве страсти. Эвелина потеряла счет времени, забыла об окружающем, ощущая только его ласки и наслаждаясь чудом любви.
Она не знала, когда до нее впервые долетели какие-то звуки. Сквозь волшебный любовный туман в ее сознание все же прорвался женский голос, который звал ее по имени, и, видимо, уже довольно давно.
– Эвелина! Эвелина!
На пятый или шестой раз, оторвавшись наконец от Брэндрейта, она узнала голос Психеи.
– Ах боже мой! – воскликнула Эвелина.
– Что случилось? – спросил озадаченный этой внезапной переменой Брэндрейт.
– Я должна с вами поговорить, Эвелина, – шепнула, смеясь, Психея. – Прошу вас, отвлекитесь на минуту от маркиза, если можете. Это очень важно. Я пришла проститься.
Эвелина взглянула на Брэндрейта, соображая, как бы ей объяснить ему ситуацию. Не скажешь же: «Прости, дорогой, но мне нужно поговорить с невидимой гостьей с Олимпа».
– Здесь кто-то, – начала она неуверенно, – кто-то, с кем я должна поговорить по очень срочному делу.
– Я не понимаю, – сказал Брэндрейт, оглядываясь по сторонам. – С кем-то в доме?
– Нет… то есть да… то есть… Генри, я не могу сказать тебе, кто это. Он слегка прищурился.
– Уж не Бабочка ли? – спросил он, улыбаясь.
– Да, – отвечала она со вздохом облегчения. Он поймет ее, он должен понять. – Но откуда ты знаешь?
Брэндрейт слегка нахмурился:
– Я могу примириться с такими полетами фантазии у моей двоюродной тетки, Эвелина, но, когда речь идет о будущей матери моих детей, я должен признаться, это внушает мне…
Он внезапно умолк, изумленно глядя через правое плечо Эвелины. Эвелина обернулась и тоже увидела, что Психея приняла зримый образ и ожидает ее во всей своей красе.
– Так вот где вы! – воскликнула обрадованная Эвелина. – Я полагаю, что теперь и Генри может вас видеть?
Психея кивнула:
– Я поняла, что иначе вам было бы трудно объяснить мое присутствие. Здравствуйте, лорд Брэндрейт. Я и есть тот самый полет фантазии, о котором вы говорили, – Бабочка, жена Эрота.
– Здравствуйте, очень рад познакомиться.
Брэндрейт встал и учтиво поклонился. Прекрасные манеры сослужили ему хорошую службу в этот весьма неловкий для него момент.
Это проявление вежливости, казалось, доставило большое удовольствие Психее. Она улыбнулась, захлопала в ладоши, а затем протянула обе руки маркизу.
Он инстинктивно взял их в свои, все еще ошеломленный ее появлением.
– Я знаю, это несправедливо, что, зная вас так долго, я встречаюсь с вами лично только сейчас. Но я счастлива познакомиться с вами наконец.
– Я очень рад, – повторил он, улыбаясь. – Но скажите, вы действительно существуете? Как это возможно? Я всегда думал, что вы, Эрот и все остальные – просто персонажи греческих мифов.
Психея с серьезным видом кивнула:
– Нам было категорически запрещено вмешиваться в жизнь смертных…
– Но для вас такого запрета не существует? Психея смущенно прикусила губу.
– По правде говоря, мне не полагается здесь быть. Об этом я и пришла сказать Эвелине. – Повернувшись к Эвелине, она продолжала: – Я обещала дедушке, то есть Зевсу, что я возвращусь на Олимп навсегда и больше не стану принимать участие в земных делах.
– О нет! – воскликнула Эвелина. Подойдя к подруге, она обняла ее за талию. – Это значит, что я вас больше не увижу?
Психея поцеловала ее в щеку.
– Боюсь, что так.
– О нет, Психея! – Глаза Эвелины наполнились слезами.
– Прошу вас, не плачьте, пожалуйста, а не то я и сама расплачусь. Но я буду постоянно думать о вас и спрашивать оракула, как у вас идут дела. – Наклонившись к Эвелине, она прошептала: – Быть может, мне даже удастся выбираться к вам этак раз в десять лет. Зевс меня однажды простил, но он непредсказуем в своем гневе. Пожалуй, он действительно разозлится, если я слишком часто стану нарушать его запреты. Но теперь мне пора, Эрот ждет меня.
– Вот как? То-то вы выглядите такой счастливой! Значит, между вами все наладилось?
– Как по волшебству. Понимаете, я обнаружила, что он сердился из-за того, что наговорила про меня его мамочка… Вроде бы я была с его братом… о, я даже не могу выговорить это слово!
Эвелина прекрасно поняла ее.
– Неужели ваша свекровь была способна опорочить вас в глазах мужа?
– Еще как способна! Она просто не могла вынести, что ее драгоценный сыночек любит меня. Она никогда не хотела, чтобы он на мне женился. Впрочем, я думаю, на ком бы он ни женился, она возненавидела бы любую. Но вы бы слышали, как Эрот ее укротил… как герой, поражающий дракона. Я никогда им так не гордилась, как в тот момент. Даже дедушка бросался в нее молниями. Он испортил ей бальное платье, – Психея расхохоталась, – а уж голубей ее так распугал, что невозможно вообразить!