Внезапно все резко изменилось. Марциана услышала мужские и женские голоса, смех, игру на фортепиано, а также звуки арфы… Взрывы смеха звучали на фоне веселой и быстрой музыки. Сначала все эти звуки доносились до нее как бы издалека, но затем приблизились и смешались с запахами кухни, резких духов и более ощутимыми запахами человеческих тел… Затем звуки и запахи вновь стали более приглушенными, но слышались откуда-то поблизости. Шум грозы стал тише.
Она почувствовала, что стало значительно теплее. Кто-то нес ее на руках. Во сне ей казалось, что это Генрих вернулся и несет ее в спальню. Он совсем не сердится на нее… В комнате было уютно и тепло. Марциана продолжала слышать отдаленные звуки фортепиано и арфы, как если бы супруг спрятал музыкантов внизу, в библиотеке или в саду. Он положил ее на постель, которая показалась ей непривычно твердой, а покрывало на постели грубоватым… Снова наступили тишина и темнота…
Кто-то тряс ее за плечо. Она пошевелилась, и сон исчез. Марциана снова услышала звуки музыки и смех, которые не исчезли, даже когда она попыталась открыть глаза. Веки казались тяжелыми, очень тяжелыми…
Она находилась не в своей спальне. Странная комната освещалась двумя подсвечниками и горящим камином. Тот, кому принадлежали эти покои, явно предпочитал красный цвет. Об этом говорил не только темно-красный ковер, но и бархатные ярко-алые шторы, украшавшие единственное в комнате окно. Даже постель, в которой она лежала, и два кресла, стоящие поодаль, были обиты турецкой парчой, такой же кричаще яркой, как и ковер.
Она по-прежнему слышала близкие голоса, вероятно, из соседней комнаты, а также смех и звуки музыки. Комната странным образом покачивалась, заставляя голову кружиться. Эти ощущения были для нее совершенно непривычны. Как и во сне, она вновь услышала раскаты грома.
Неожиданно Марциана почувствовала, что находится в комнате не одна. В ту же минуту перед ней возникла фигура незнакомца. Она смогла разглядеть лишь его сильный силуэт и странные блестящие глаза, которые бесстрастно рассматривали ее.
— Добро пожаловать.
— Кто вы? — Марциана попыталась сесть, но одеяло, в которое она была укутана, показалось ей необыкновенно тяжелым. Руки и ноги отказывались слушаться, были удивительно вялыми.
— Не хотите ли бокал вина?
— Спасибо, но я предпочла бы стакан воды. Где я нахожусь?
— В гостях у хозяина Мансфельдвельде.
Сердце ее радостно забилось. Марциана даже не обратила внимания, что вместо воды мужчина налил ей из графина вина.
— Генрих здесь? — вскричала она. — Где же он? Позовите его немедленно сюда. Я хочу его видеть.
— Вы сможете увидеть его сиятельство, если повернете голову. Он с не меньшим нетерпением ожидает вашего пробуждения.
Баронесса быстро повернула голову и поморщилась от головокружения и тошноты.
— Генрих?
Он молча стоял за одним из кресел у большого письменного стола из красного дерева. На его лицо падала тень, хотя свечи хорошо освещали заваленный бумагами стол. Костюм отличного покроя подчеркивал тонкую талию и широкие плечи. Генрих надевал его по особо важным случаям. Свет свечи падал на нижнюю часть лица мужчины. Марциана заметила на его губах слегка презрительную улыбку, но сам он продолжал хранить молчание.
Неожиданно в голове прояснилось, и Марциана поняла, что ее глубокий сон был слишком странным.
— Мне что-то добавили в мой бокал за ужином. Наверно, чтобы я уснула… — заметила она, когда первый мужчина подал ей бокал с вином. Оно коварно колыхалось в бокале вместе с покачиванием комнаты. — Но для чего это сделали?
— Его сиятельство пожелал, чтобы вас привезли сюда. Никто не должен знать об этом.
Все внимание Марцианы сосредоточилось на импозантной фигуре, продолжавшей молчаливо стоять у письменного стола.
— Мне не видно вашего лица, — смущенно произнесла она. — Не могли бы вы подойти поближе?.. Мне также хочется, чтобы вы отослали этого человека, а затем объяснили свой странный поступок. Зачем понадобилось приводить меня в бессознательное состояние? Я пошла бы с вами куда угодно…
— Я рад слышать эти слова, моя девочка… — произнес он низким и очень глубоким голосом, напоминавшим мурлыканье кота. Генрих еще никогда так с ней не говорил. Возможно, он пожелал придать своему голосу страстность, но у баронессы поползли мурашки по спине… — Я посчитал, что некоторая таинственность понравится тебе…
— Вы ошибаетесь. Более того, такое поведение кажется мне совершенно не похожим на вас… — она решительно села, ухватившись при этом за ручку дивана, чтобы сохранить равновесие. Сообразив, что все еще держит в руке бокал с вином, она осторожно опустила его на ковер у своих босых ног, испытав новый приступ головокружения. — Бог мой! Я же в ночной рубашке…
— Вам хочется, чтобы мои слуги полностью обнажили вас, прежде чем оставить нас одних, моя любовь?
Он вновь замурлыкал, но Марциане вовсе не понравились его странные слова, хотя он говорил их с нежностью.
— Мне хотелось бы, чтобы вы подошли ко мне поближе, а не предлагали гадкие вещи…
— В этом доме всегда я решаю, какие вещи гадкие, а какие… — он мягко рассмеялся. — …сладкие!
И в эту минуту Марциана вдруг поняла, где оказалась. Некоторое время она не могла произнести ни слова, затем, едва сдерживая тошноту, окинула негодяя испепеляющим взглядом:
— Неужели это и есть «Яблоня греха»?.. Значит, вы действительно владелец этого мерзкого дома! Как вы могли?
Мужчина, подавший вино, покинул комнату, и Марциана тут же сурово потребовала:
— Выйдите на свет. Мне не нравятся ваши странные игры и выбранное для них место. Вы считаете, что ваше глупое мурлыканье способствует возбуждению страсти, но оно только раздражает меня… Боже мой! — воскликнула она, когда он, наконец, вышел из тени. — Почему на вас маска?
— Я уже говорил тебе, — ответил он тем же глубоким мурлыкающим голосом, медленно приближаясь к ней. — Я люблю таинственность.
И тут же сомнения, мучившие ее с тех пор, как она увидела его, рассеялись.
— Вы — не барон Грифенталь, — холодно произнесла Марциана. — Я знаю все жесты и движения своего супруга. Вы зря надеялись, что я приму вас за него. Теперь, полагаю, вы сообщите мне ваше настоящее имя.
— Я владелец «Яблони» и всех местных яблочек, — ответил он все тем же мурлыкающим голосом. — И мне совершенно безразлично, считаете ли вы меня бароном Грифенталем или нет. Это не имеет никакого значения. Я давно мечтал увидеть, как растает ваша холодная оболочка, моя ненаглядная ледышка Марси… — он помедлил, как бы пробуя на вкус ее имя.
— Следовательно, вы приказали доставить меня сюда, словно красивую игрушку?! — гнев на мгновение затмил страх.
— Если вы не будете послушны, — продолжил он, словно не слыша ее слов. — Вы очень огорчите меня и ужасно пожалеете, что не подчинились мне. Я вынужден буду доставить себе совсем иные удовольствия, но для вас это станет кошмаром. И очень скоро ты пожалеешь, что не была послушной девочкой.
