– Однажды, когда я был еще подростком, – негромко сказал инспектор, погруженный в собственные мысли, – я взял без спроса отцовский нож и забыл вернуть его на место. Отец решил, что я его украл, а потом нашел у меня под кроватью. Чтобы раз и навсегда отучить меня от воровства, он отвел меня в подвал и зажал в тиски мой палец. Так сильно, что едва не раздавил. С тех пор он у меня не гнется, но зато я не забываю ни на минуту о том, что чужое брать нельзя. То же самое я хочу проделать и с этим бандитом. Святые небеса, как же я хочу ему отплатить за все!
Саша тем временем завернула подол платья и принялась изучать строчку. Она узнала руку мастера, узнала эти ровные стежки. Это была рука ее дочери! Саша почувствовала озноб и выронила платье на пол.
Ей потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями. Она вспомнила злой, презрительный взгляд, которым окинула ее та ирландская цыганка сквозь прорези маски. Истинный смысл того взгляда стал понятен Саше только теперь. Да и все остальное сразу же прояснилось. Например, откуда взялись на бандитах полицейские костюмы? Кристина, ее собственная дочь, просто-напросто украла их из костюмерной театра. Все очень просто!
Открытие ошеломило ее. Больше всего Сашу взбесила собственная наивность. Ведь она сама позволила себя уговорить Кристине и Оскару. Как теперь смотреть в глаза Дирку? Теперь, когда стало ясно, что она, Саша, держала в своих руках все ключи. И все их добровольно отдала.
Ее молчание и шум упавшего на пол платья привлекли внимание мужчин. Они обернулись.
– Инспектор, – прошептала она, прижимая руку к сердцу, – думаю, у меня есть для вас потрясающая новость.
43
Кристина знала, что это не сон. Она находилась в том состоянии, когда в полузабытьи погружаешься в страшные воспоминания и, не в силах сопротивляться, заново переживаешь прошлое.
Ей было тринадцать. Прошло чуть больше двух месяцев с того дня, когда отец, приняв Кристину за Элизабет, уложил ее в постель. Когда раны зажили, Кристину отправили в деревню, к ее подруге по имени Синтия, чтобы там, на свежем воздухе, она окончательно поправилась. В сельской тиши Кристина вдруг почувствовала себя свободной от всех условностей родительского дома. Здесь, в деревне, она умывалась только по необходимости, не заботилась о своих волосах, могла по нескольку дней носить одно и то же платье. Могла делать все, что ей захочется. Все, что в городе казалось важным и непременным, здесь теряло свой смысл и значимость. Зато появились другие ценности: солнечный свет, шелест листвы, птичье пение.
Увы! Настал день, когда надо было возвращаться в Лондон. Перед отъездом Кристина попыталась расчесать волосы, много дней не знавшие гребня. И не смогла. Любая другая девочка на ее месте бросилась бы за помощью к матери, но только не Кристина. Она прикрыла свалявшиеся у корней волосы локонами и решила, что Саша ничего не заметит.
Разумеется, Саша немедленно все обнаружила. Схватила Кристину и потащила в маленькую тесную прачечную, пристроенную возле кухни.
Кристина помнила каждую деталь. Вот сверкнули в руке матери длинные ножницы. Кристина в ужасе закричала, но мать принялась яростно кромсать волосы дочери тупыми ножницами, не переставая при этом проклинать ее ужасный характер.
И тут Кристина отчетливо поняла, что не свалявшиеся волосы – причина происходящего. Нет, все дело в том, что мать ненавидит ее. Ненавидит за попытку соблазнить ее мужа – в это мать верила твердо. И раз уж представился случай лишить Кристину ее природного украшения – чудесной короны из локонов, – мать не могла упустить его.
Кристина сопротивлялась как могла, пытаясь выскочить из рук матери. Тогда Саша принялась бить Кристину по лицу, по рукам, которыми девочка пыталась прикрыться. Удары были неожиданно сильными для такой хрупкой женщины.
Даже сейчас, во сне, Кристина умирала не от боли – от унижения. Оттого, что умоляла в те минуты о прощении. А мать в это время кричала:
– Неблагодарная, дрянная девчонка. Я проклинаю тот день, когда родила тебя. Всю жизнь от тебя только горе и неприятности!
А затем стыд сменился гневом. Больше всего Кристину оскорбляла вера матери в то, что ее дочь якобы могла соблазнить Дирка. И вместо материнской любви Кристине досталась ненависть. Она ненавидела в дочери все. И не только ненавидела – она хотела сломать, уничтожить Кристину.
Чаша терпения девочки переполнилась. Когда мать с ножницами потянулась к ее локонам, Кристина повернулась и сильно ударила ее.
Кристина тревожно заворочалась в постели и открыла глаза, вырывая себя из кошмарного сна. Перед глазами Кристины все еще стояло лицо матери – такое, каким оно было тогда, много лет назад. Да, Кристина дорого заплатила за тот поступок. Ее тогда била не только мать, но и присоединившийся к ней отец. Вместо того чтобы прийти на помощь, остановить взбесившуюся жену, он помогал избивать только что оправившуюся от предыдущих побоев дочь.
Кристина вспомнила то смущение, с которым она после всего этого приехала в свою школу, стесняясь коротко остриженных волос. Старшая воспитательница пыталась утешить Кристину, успокоить ее, но она заявила, что не нуждается ни в чьем сочувствии.
К отцу Кристина не испытывала ненависти. Скорее он вызывал в ней жалость, так как был слабым, безвольным человеком. Она старалась делать вид, что ничего не произошло. Сам же Дирк давно занял позицию человека, который был пьян и ничего не помнит. Это устраивало их обоих – и отца, и дочь.
Кристину бил озноб. Рядом с нею спокойным и глубоким сном спал Капитан. Было очень тихо. Она потянулась и попыталась расслабиться. «Почему все это нахлынуло на меня? – подумала Кристина. – Неужели мать до сих пор имеет власть надо мной?»
За последние дни предчувствие беды не раз посещало Кристину. Как избавить свою память от этих воспоминаний? Кристина надеялась, что их сотрет то ограбление в театре. Но вот оно свершилось, а ощущение опасности осталось.
– Все в порядке? – сонным голосом спросил Ричард, почувствовав, что она ворочается.
– Да, – ответила Кристина, стараясь говорить как можно спокойнее. – Просто видела плохой сон.
Ричард обнял ее, прижал к себе. Провел ладонью по щеке Кристины и тут же открыл глаза, окончательно проснувшись:
– Ты вся в слезах! Что тебе снилось?
Ей не хотелось рассказывать. Она никому и никогда не открывала причины своего противостояния с матерью. Ей было стыдно вспоминать события тех дней. Но сейчас, в объятиях Ричарда, она рассказала свой сон.
– А ты знаешь, я любила писать рассказы, – продолжала Кристина. – О приключениях и путешествиях, о рыцарях и разбойниках. И о принцессах, конечно. И о том, как они влюблялись в рыцарей.
– А потом ты встретила меня. И сказка стала былью.
Кристина теснее прижалась к его груди.
– Я до сих пор иногда спрашиваю себя: ты на самом деле существуешь, или я тебя просто выдумала?
