Но и у меня остались не только слова. Мне все еще по силам сдвинуть огромный засов, отворить железные двери. Выпустить на свободу братьев-близнецов. Выскользнут они, исполняя мой приказ, зарыщут по просторам ночи. Я натравлю их.
Ввечеру, низко склонившись, они будут готовить снаряжение к походу. Линялые армейские рюкзаки. Ящик взрывчатки. Детонаторы. Бикфордов шнур. Боеприпасы. Ручные гранаты. Сверкающие ножи. В заброшенной хижине воцарятся густые сумерки. Прекрасные Халиль и Азиз. Я звала их Хальзиз. Слов у них не будет. Всплеск гортанных звуков. Движенья их размеренны. Крепкие, гибкие пальцы. Ладные тела возносятся с твердой нежностью пальмы. Автомат висит на плече. Плечо — смуглый квадрат. Резиновые подошвы. Одежда цвета хаки прилегает к телу. Головы подставлены ветру. С последним мгновением сумерек поднимутся они разом. Покинув хижину, скатятся по крутому склону. Ступни вожмутся в тропинку, не различимую глазом. На языке простых знаков общаются они: легкие прикосновения, сдавленное бормотанье — словно влюбленные мужчина и женщина. Палец — к плечу. Ладонь — к затылку. Птичий вскрик. Тайный посвист. Высокий терновник в овраге. Тени старых олив. Земля отдается в безмолвии. Исхудалые — кожа да кости, — проберутся они извивами пересохшего русла. Напряженность загнана внутрь, гложет душу. Движенья их округлятся плавно, как изгиб тростника под дуновением ветра. Ночь приютит, сокроет их во чреве своем. Стрекот кузнечиков. Отдаленный хохот лисиц.
Дорога пересечена внезапным броском. Отныне движенья подобны паренью в невесомости. Шелест темных дубрав. Колючая проволока рассечена стальными ножницами. Звезды — соучастницы. Их мерцанье подскажет путь. На горизонте — очертанья гор, как глыбы туманных облаков. Огни деревень на равнине. Журчанье воды в сплетеньях труб. Плеск оросительных фонтанчиков. Все обратилось в слух: и ступни, и ладони, и поры кожи, и корни волос. Бесшумно обойдена засада, что расставлена в устье оврага. Срезав путь, проберутся они черными садами. Мелкий камешек сорвался. Знак. Азиз ринулся вперед. Халиль распластался за каменным уступчиком. Завыл шакал и унялся. Автоматы заряжены, взведены, предохранитель снят. Блеск отточенного кинжала. Приглушенный стон. Бросок. Холодок соленого пота. Поток безмолвия.
В освещенном окне усталая женщина склонится на подоконник, затем закроет ставни, исчезнет. Сонный сторож зайдется хриплым кашлем. Ползком проберутся они сквозь заросли колючек. Белыми зубами выдернута чека гранаты. Охрипший сторож громко рыгнул. Повернулся. Пошел прочь.
Водонапорная башня на массивных бетонных столбах. Углы ее, скругленные тенями, растворяются во тьме. Четыре худые руки взметнутся ввысь. Согласно, словно с танце. Словно в любви. Словно все четыре произросли из одного тела. Бикфордов шнур. Взрыватель. Предохранитель. Детонатор. Запал.
Неодолимая тяга к откосу, к открытому пространству. Легкий бег. На спуске, за линией горизонта, станет бег совсем бесшумным. Прикосновение, исполненное тоски. Распрямляются примятые на бегу травы. Так легкий челнок скользит по лону тихих вод. Скалы. Устье пересохшего русла. В обход засады. Трепет черных кипарисов. Фруктовые сады. Вьющаяся тропка. Коварное уменье прильнуть к отвесной скале. Расширенные ноздри ловят воздух. Пальцы цепляются за выступы. Колдовство невидимых кузнечиков. Сырость росы и ветра. И тогда вдруг — и не вдруг — приглушенный гром взрыва. Пляшущие огни замерцают у горизонта, на западе. Прерывистое, глухое эхо прокатится по скрытым в горах пещерам.
И взрыв смеха. Переливающегося, дикого, рвущегося из нутра, сотрясающего. Поспешное переплетенье пальцев. Тень одинокого дерева на склоне. Хижина. Закопченная лампа. Первые слова. Вопли радости. А затем — глубокий сон. Фиолетовая ночь. Тяжелые росы падали на долины. Звезда. Неясные громады гор.
Тихий ветерок прикоснется к соснам. Медленно светлеет горизонт. И на бескрайние просторы сойдет прохладное умиротворение.
Май. 1968 год.
