Члены Политбюро очень похоже вскинули брови, а Андропов сделал паузу и обвел их взглядом, в котором читалось: «Да, товарищи! не нужно ханжества — именно проститутки!..»
— …тунеядцы, лица без определенного места жительства, бывшие преступники и другие асоциальные элементы. С ними ведется воспитательная работа, а к наиболее злостным применяются меры административного характера. Во избежание возможных провокаций в форме организованных антисоветских акций из Москвы будут удалены лица, подозреваемые в связях с так называемыми правозащитными и диссидентскими организациями. В настоящее время прорабатывается вопрос о лишении гражданства и депортации нескольких писателей, зарекомендовавших себя отъявленными антисоветчиками и предателями Родины — Аксенова В., Войновича В., Копелева Л. и некоторых других… Соответствующие предложения в скором времени будут вынесены на Политбюро. Также рассматривается вопрос о предоставлении внеочередных отпусков и путевок в дома отдыха на период проведения Олимпиады работникам различных НИИ и КБ, являющимся наиболее ненадежными элементами советского общества. Это в самых общих чертах, товарищи, — со вздохом заключил Андропов и положил лист на стол перед собой. — Через полтора месяца я буду готов доложить о ходе выполнения намеченных планов с цифрами в руках…
— Не понял, так а что с алкоголиками? И с проститутками? — недовольно спросил Устинов, одновременно сдвигая негнущийся обшлаг маршальского мундира, чтобы взглянуть на часы.
— В отношении антисоциальных элементов проводятся мероприятия по их выселению за пределы Московской области, — с достоинством пояснил Андропов. — На местах организуются общежития. В случае нежелания выехать процедура осуществляется в судебном порядке. То есть юридически безупречно.
И обвел присутствующих вопросительным взглядом, как будто пытаясь удостовериться, достаточно ли они понимают важность юридической безупречности в решении подобных вопросов.
Устинов раздраженно фыркнул. Заседание было назначено экстренно. Между тем никакой экстренности в докладе Андропова, судя по всему, не было, а Устинову пришлось перенести два серьезных совещания с руководителями отраслевых институтов.
— И что? Потом назад, что ли? — недовольно спросил он.
— Нет. Освободившаяся жилплощадь предоставляется очередникам.
Это более или менее удовлетворило Дмитрия Федоровича. Другие члены Политбюро переглянулись и тоже покивали.
— Ну что ж, разумно, — предварительно почмокав, сказал Брежнев. — Тогда вернемся к этому вопросу через полтора месяца… Далее, товарищи. Вчера состоялись переговоры с товарищем Нур Мухаммедом Тараки, Генеральным секретарем народно-демократической партии Афганистана. Товарищ Тараки в очередной раз рассказал о проблемах молодого государства, вставшего на социалистический путь развития…
Брежнев вопросительно посмотрел поверх очков на Косыгина, и тот кивнул.
— Оппозиция продолжает формировать боевые отряды…
Так же вопросительно взглянул на Андропова. Андропов тоже кивнул.
— В этой связи Нур Мухаммед Тараки снова обратился с просьбой о вводе советских войск в Афганистан…
Брежнев воззрился на Устинова. Устинов кивнул, и Леонид Ильич продолжил:
— …для стабилизации обстановки и ограждения народной власти от посягательств мирового империализма и китайских гегемонистов. Положение в стране действительно сложное… Товарищ Андропов, доложите товарищам. Видите, как… вы сегодня у нас нарасхват.
Андропов куце улыбнулся и в другой раз неспешно пролистнул лежавшие перед ним бумаги.
— Как вы знаете, товарищи, ситуация в афганском руководстве сложилась весьма непростая. Несмотря на факты многочисленных противоречий и расхождений во взглядах, Тараки продолжает считать Хафизуллу Амина своим соратником и верным учеником и слепо ему доверяет. Между тем самые последние события показывают, что это не так. Амин настоял на поездке Тараки в Гавану на сессию глав неприсоединившихся государств. Мы пытались отговорить товарища Тараки от этой поездки. Он не послушался. В результате, воспользовавшись его отсутствием, за несколько последних дней Амин фактически отстранил от должностей самых верных и преданных Тараки людей.
— Вот сволочь! — с досадой проговорил Брежнев. — А ведь вместе делали революцию!..
И невольно продолжил про себя: «Да, делали! Ну и что?..» Конечно, Тараки симпатичный человек. Но не умеет быть правителем. У единоличного правителя должно быть много «вторых». Пусть грызут друг друга, сживают со свету, доносят, роют ямы, плетут интриги!.. пусть одна свора этой мелкой зубастой сволочи грызет другую!.. А Тараки держит при себе только одного «второго» — Хафизуллу Амина. Не понимает, что его давно уже нужно было отодвинуть. Потому что в такой ситуации «второй» любыми путями будет стремиться стать «первым». Такая ситуация может плохо кончиться… При последней встрече он пытался преподать Тараки эту простую мысль, но…
— Во время вчерашних переговоров мы обрисовали реальную картину происходящего. Это заставило товарища Тараки серьезно задуматься. Во время беседы было решено для обеспечения безопасности Генерального секретаря НДПА отправить в Кабул специальный батальон, укомплектованный военнослужащими среднеазиатских национальностей, переодетых в афганскую форму. Решение о формировании «мусульманского» батальона, как вы, товарищи, помните, было принято нами в начале мая этого года…
Андропов замолк, взял наполненный прежде стакан и, то и дело помаргивая, начал пить воду мелкими глотками.
Алексей Николаевич Косыгин едва заметно вздохнул, придвигая к себе чистый лист. Провел несколько линий. Ну да, в мае… Как странно поворачиваются события. Еще в марте, во время восстания в Герате, Тараки умолял то выслать ему танковую дивизию, то пилотов бомбардировщиков, то три батальона спецназа для охраны — и все это под тем же самым соусом: мол, переоденем, погоны дадим, комар носу не подточит! Просто «Мастер и Маргарита» какая-то, а не международная политика: высылайте пять мотоциклетов с пулеметами, и хоть ты что с ним делай!.. Тогда ему было твердо отказано. Потому что как ни соблазнительно это было — поддержать молодой коммунистический режим, добиться неслыханного ранее влияния на Афганистан и обеспечить тем самым Советскому Союзу массу геополитических преимуществ!.. — но еще в марте все понимали, что это безумие. Ввязываться в чужую войну чужой страны!.. в гражданскую войну!.. в которой одна сторона выступает под флагом социалистических завоеваний — а какие там могут быть социалистические завоевания, спрашивается? — а другая отстаивает право на традиционные ценности! Ну ведь чистой воды безумие, как ни взгляни!..
Перед глазами у него мгновенно прошелестела бесконечная вереница записок, чуть ли не через день поступавших из Кабула как по линии посольства, так и через аппарат КГБ и военных советников. Не зря говорят — капля камень точит… Вообще говоря, в требованиях прислать советские войска Амин был куда настойчивее Тараки. Он вообще гораздо настойчивее, этот Амин. «Тов. Амин поднял вопрос о введении наших войск в Кабул, что поможет высвободить одну из двух дивизий Кабульского гарнизона для борьбы с мятежниками…» «Тов. Амин поставил вопрос о замене расчетов зенитных батарей 77-го зенитного артполка, в благонадежности которых он не уверен, советскими расчетами…» «Тов. Амин поставил вопрос о том, что в районе Кабула сосредоточено большое количество войск, которые можно было бы использовать в других частях страны, если бы СССР согласился выделить полторы-две тысячи десантников…» «Тов. Амин вновь поднял вопрос о размещении трех советских армейских подразделений…» «Тов. Амин сказал, что тов. Тараки ожидает скорейшего прибытия советских батальонов…» И так без конца, без конца, без конца! То Амин, то Тараки! То Тараки, то Амин! Снова и снова им говорят «нет». А они делают вид, что не понимают. И опять: дайте ваши войска!.. дайте вертолеты с экипажами!.. танки с танкистами!.. десантников!.. пехоту!..
