«Вот и все, — устало подумал Толик, — это галлюцинация, я заболел. Теперь дорога одна — психушка или петля».
— Я уверен, — говорил кто-то за кадром, — он считает себя шизофреником. Усыпи его, Петр, ради Бога, пусть мальчик поспит, а ты во сне надиктуй ему правила игры и правила техники безопасности.
— По технике безопасности его надо содержать на глубине полутора метров в деревянном ящике…
Заявление ламы возмутило Толика, и он постучал по монитору:
— Простите, что вы имеете в виду?
— Спи, — повернул к нему лицо лама и, подмигнув, уточнил: — Деточка…
Нет, Ксюша Мармик была не из тех девушек, которые после слов «извините», «позвоните попозже» не предпринимает никаких действий. Через пять минут после разговора ее юркая «хендайка» вишневого цвета уже мчалась по московским улицам в сторону дома Толика Лаперузы, игнорируя шоссейно-мужской шовинизм отсылаемых ей вслед факов. Дабы вернее нейтрализовать террористов, захвативших ее возлюбленного, она взяла с собой и нового репортера Сашу Углокамушкина.
— Кошмар! — сообщила Ксюша Саше, подрезая очень серьезный джип и на секунду закрывая глаза от страха. — Его захватили и, по всей видимости, надолго.
Она открыла глаза и пошла на обгон синего «глока», но возмущенный «глок» не дал ей никакого шанса, и Ксюша стала в ряд.
— Ужас, — повторила она, — мы должны их нейтрализовать.
Подрезанный джип поравнялся с «хендайкой» и поплыл рядом. Впереди сидел седой мужчина с печатью мстительного высокомерия на лице и сверху вниз смотрел на Ксюшу. Увидев качество и пол водителя, он избавил свое лицо от мстительности, махнул рукой водителю, и джип рванулся на обгон.
Через двадцать минут «хендайка» остановилась у подъезда. Саша Углокамушкин, еще не адаптированный к проявлению столичной экспансивности в молодых девушках тележурналистской ориентации, был вполне адаптирован к девушкам вообще. Он вышел из «хендайки», оглядел многоэтажный дом и коротко спросил у Ксюши:
— Где?
— Там. — Юная телеведущая схватила его за руку и потащила к подъезду. — Возможно, его уже убили.
В лифте Ксюша вытащила из кармана кожаного пиджака ключи и объяснила Саше:
— Это от его квартиры. Я открываю, ты заскакиваешь и кричишь, чтобы все ложились на пол лицом и не двигались.
— Ладно, — пообещал Саша, — заскочим…
…Степанида Грунина после целого ряда консультативно-организаторских действий привела Сашу Углокамушки-на в очень незаметное здание под неброской вывеской «Регистрационно-полиграфическое бюро учета Мосводока-нала» на заднем дворе Главпочтамта. Внутри здания, на входе, сидела за конторкой классическая бабушка и вязала что-то сиреневошерстяное и длинное.
— Ого, — подняла в изумлении брови бабушка, мельком взглянув на Сашу, — экземпляр а-ля фасе, Степанида, клянусь своей былой невинностью. Это же классика, дар пророчества плюс фотоясновидение с авантюрным подтекстом и дозированно-уместный наив хаотично проявляющегося мужества, регулярно перемежающегося всплесками инстинктивного испуга. — О чем-то вспомнив, бабуля мечтательно вздохнула и, строго взглянув на Степаниду, тоном приказа посоветовала: — Это индивидуал, натаскивай его на стресс-ведьму, не подпускай к нашим и уж тем более к обыкновенному мясу — испортишь.
— Слушаюсь. — К удивлению Саши, Степанида Грунина подошла к бабушке, взяла протянутую ей руку и поцеловала один за другим все пальцы. — Я пойду?
— Иди, дорогая, — улыбнулась бабушка. — Иди и не забывай, что в Москве сейчас повелитель Лисоокой Ундины, наш царь.
На выходе Саша оглянулся и увидел, что бабушка совсем не бабушка, а нечто другое, непонятное и таинственное.
— Кто это? — спросил он у Степаниды, когда они отъехали от здания.
— Актонидия. Ведьма, которой не удалось умереть. Бывшая балерина, — объяснила Степанида Саше Углокамушки-ну. — Моя зазеркальная мама…
…— Ксения, тебе не кажется, что ты слегка с придурью? — вежливо спросил Саша.
— Потом поговорим. — Ксюша повернула в замке ключ, рывком распахнула двери и, крикнув Саше «Давай!», завизжала громко и вдохновенно.
— Всем лежать на месте! — Саша забегал по четырехкомнатной квартире Лаперузов, в каждой комнате заявляя: — Лежать, а не то застрелю!
— Ну ты даешь, — удивилась Ксюша, входя в квартиру и закрывая за собой дверь. — Прям-таки как сайгак по квартире прыгаешь, я думала, ты серьезней. Ну что, пусто?
Саша промолчал, прижимая палец к губам и показывая на закрытую дверь в одну из комнат, откуда раздавался чей-то голос. Ксюша и Саша прислушались.
— Фима, ты ничего не хочешь добавить этому впавшему в могущество ребенку?
— Нет, к тому, что ты сообщил ему, уже ничего добавить нельзя, пусть спит. Но это твоя ошибка, палач Тибета, мальчик ни при чем. Тебе-следует стать его покровителем, если не хочешь, чтобы за ним начали охоту.
— Да, я знаю.
— Ничего себе мальчик, — удивилась Ксюша и забарабанила в дверь. — Толя, открывай! Скотина ты бессовестная!
Дверь открылась, и на пороге комнаты возник заспанный Толик Лаперуза.
«Блин, опять это ощущение колючего света. — Саша почувствовал, как зябкие волны ясновидения нахлынули на него. — У этого парня две судьбы, и обе пересекаются с моей».
— Мама! — вдруг закричала Ксюша Мармик и спряталась за спину Саши Углокамушкина. — Что это? — Она показала рукой на левую руку еще не до конца проснувшегося Толика.
Саша и сам видел. Рука была еще та: большой палец, указательный, средний, еще один средний, указательный, большой. При этом вторая половина — средний, указательный и большой — была изящна, по-женски нежна и с ухоженными ногтями вишневого цвета. «Рука власти, — блеснула в мыслях Саши чужеродная догадка. — Какой-то неродившийся фараон сунул свою руку в руку этого парня. Что за фигня, блин, мне в голову лезет, я, часом, не долбанулся?»
— Это рука власти, — стал выплывать в реальность Толик Лаперуза и, глядя на Сашу, спросил у Ксюши: — Это тот новый репортер?
— Да, — испуганно ответила Ксюша, не спуская глаз с наманикюренных ногтей жениха. — И если ты мне не скажешь, где такой лак для ногтей достал, я тебе изменю с ним.
— Она шутит, — на всякий случай отошел Саша от Ксюши. — И вообще у меня жена — каратистка.
— Это не лак и не ногти, — поднес свою уродливо-прекрасную руку к глазам Толик Лаперуза, — это грассуляровый бордомин.
Глава десятая
Катастрофа была страшной во всех лучевых направлениях. Ученые нынешней Земли, не имея возможности просчитать и сформулировать первоисточник катастрофы, придали ей статус Большого Созидательного Взрыва, образующего галактики, созвездия, планеты, пространства и разновидности белковой и других форм жизни. Эффект расширяющейся во все стороны от инерции Взрыва Вселенной, по мнению ученых, закончится тем, что она с той же стремительностью начнет сужаться и… На этом предположении астрофизики умолкают и разводят руками: «А кто же его знает?» Их можно понять и даже в какой-то мере восхититься проницательностью науки. Пластырь пространства и времени, наложенный на прореху в корпусе неизбывного лазоревого движения нашей солнечной бригантины, ученые назвали «темной материей», вязкость которой удерживает мироздание в пока еще не понятом ими порядке. Космогонический наив постулата определил и состояние нынешней научной мысли и достижений. Все, к чему мы стремимся, накапливаем, выстраиваем и формулируем, на самом деле имеет четкое и лежащее на поверхности определение — Иллюзия. В психиатрии это называется «фактором, отвлекающим больного от депрессивного самоуглубления»…
