Марина
Полночь. Волшебный час фей. Она это хорошо расслышала: в двенадцать на лесной опушке что-то произойдет, и они с Патриком станут главными героями… или жертвами.
Убедившись, что кругом на расстоянии пятидесяти метров нет ни малейших признаков волшебной жизни, Марина осторожно открыла глаза.
Они остались одни. Лилиан со своей подругой исчезли.
Марина успокоилась, догадавшись, что сон настиг Патрика не из-за того, что он устал целоваться, хотя кто знает? Поцелуи длились четыре часа без перерыва, и у нее уже стали болеть челюсть, язык, губы… а на подбородке появилось раздражение.
Как же Патрик храпит! У Марины заболели уши. Она думала, что храпят только ее родители, моржи и львы, однако теперь была вынуждена добавить к этому списку ирландцев двухметрового роста. Подумать только, несколько минут назад она могла поклясться, что Патрик принадлежит к племени божеств…
Марина больше не могла лежать здесь, под Патриком, замерзая до костей, медленно угасая под тяжестью его тела и теряя слух от его ужасного храпа.
Она начала извиваться и сумела сдвинуться на несколько миллиметров. Благодаря своей настойчивости, Марина потихоньку выползала из-под Патрика и постепенно избавилась от груза неподвижного тела, весившего не менее восьмидесяти килограммов.
У Марины все болело. У нее онемело туловище, совершенно затекла левая (или правая?) нога. Она догадалась об этом, когда хотела подняться и тут же упала ничком. Однако девушка была настойчива, начала прыгать, массировать икры, делать наклоны, сумев вернуть своему телу тепло и восстановить силы.
Марина обрадовалась почти полной луне, которая с необычной яркостью освещала кроны деревьев, бросая бледный свет и напоминая фонарь с догоравшим фитилем. Однако этого света оказалось достаточно, чтобы ей не впасть в панику. Какое-то время.
Теперь Марина могла поразмыслить о том, что ей следует предпринять. Ей хотелось кричать от страха, но у нее ничего не вышло. Кричать удается или не удается, когда кругом тепло, а если не удается, то и нечего пытаться, совершенно замерзнув, без побуждения и стимулов.
Марина принадлежала к той категории людей, которые страдают молча и никогда не кричат. Все ее подруги кричали с детства и по любому поводу; они так в этом натренировались, что кричали великолепно. Они умели кричать убедительно, изображая безудержный страх, да так громко, что перед ними побледнел бы любой тенор, но Марина этого не умела.
Поэтому, оказавшись среди ночи одна в лесу и раздумывая, что предпринять, она решила, во-первых, не кричать, а во-вторых, не плакать и, в-третьих, не паниковать. А потом пришла к прозаическому заключению, что проголодалась. Как ни трагично, но ей захотелось есть. А ведь она скорее должна была лишиться аппетита, ведь все теряют аппетит, когда вдруг оказываются в волшебном лесу. Все, кроме нее, несчастной.
Ее тело не поддавалось таким реакциям, как крик от страха, однако настойчиво требовало удовлетворения своих обыденных желаний, как то — набить брюхо до отвала.
Марине пришелся бы по душе горячий ужин (только не ужин «а ля Хиггинс»), однако вокруг нее росли лишь подозрительные грибы, от которых либо умираешь, либо балдеешь. Она вполне обойдется небольшой плиткой шоколада, которая лежит в ее рюкзаке и срок хранения которой, кажется, уже вышел.
Марина потянулась грязными пальцами за шоколадом, а когда сахар начал питать ее мозг, активизировав уснувшие от поцелуев нейроны, тот побудил ее сделать вывод, что оставаться здесь, посреди леса, не очень разумно. Она уже собралась дать деру, как подсознание подсказало ей, что бросить одного беззащитного Патрика не очень этично.
Поэтому Марина взяла его за ноги (восемьдесят килограммов или больше?) и решила оттащить ирландца на несколько метров в сторону. Так она совершила настоящий подвиг, чувствуя себя муравьем, который тащит слона.
Девушка останавливалась через каждый метр, чтобы отдышаться и осмотреться. Ей выпала тяжелая работа, и только через час ее упорство принесло свои плоды.
Постепенно тело Патрика оказалось довольно далеко от места засыпания, его нельзя было заметить со стороны опушки. Прошел еще час, прежде чем Марина уничтожила все следы Патрика. Казалось, будто ирландец совсем испарился. Марина оставила его лежать на спине (или на животе?), убедившись, что это единственное положение, в каком он не храпит.
Она накрыла его опавшими листьями и уже собралась отправиться за помощью, как, роясь в его карманах в поисках карамели, которую можно было бы отправить в рот, обнаружила мобильный телефон. Если она хотела, чтобы тело Патрика осталось незамеченным, то ничего хуже звонящего телефона нельзя было придумать. Так что Марина забрала телефон, отключила и забыла о нем.
Была половина двенадцатого ночи, безрадостное время. Тем более — посреди дикого леса.
Вдали от опушки свет луны едва пробивался сквозь густые ветви. Мрак и влажность усиливали звуки, издаваемые ночными животными — грызунами, совами, насекомыми, змеями.
Марина напрягла воображение (для этого ей не требовалось больших усилий) и представила себя в окружении незримой фауны, которая за ней наблюдает, а именно облизывающиеся от удовольствия языки и лапы с выпущенными когтями. И пока она шла, все больше предаваясь страху, у нее в голове стали возникать вопросы…
Почему Лилиан привела их с Патриком на опушку? Почему она усыпила их? Что ей было от них надо? Что она собиралась с ними делать? Как можно объяснить ее поступок?
Ключом к разгадке была Лилиан. Фея не захотела усыпить Марину и действительно этого не сделала. Это означало, что Лилиан зачем-то был нужен лишь один Патрик. При соучастии Марины. Но зачем?
До двенадцати оставалось почти двенадцать минут.
Убедившись, что Патрик надежно спрятан, Марина осторожно вернулась на первоначальное место и внимательно осмотрела ближайшие деревья. Несмотря на густую листву, с них все хорошо просматривалось.
Девушка ловко забралась на одно из деревьев, на его самую высокую ветку. Там она заняла удобное положение, которое позволяло ей оставаться совершенно незаметной, и стала ждать.
Через некоторое время раздался шелест крыльев, затем смех и голоса.
Опушку заполонили такие же крохотные феи, как Лилиан. Весело кувыркаясь, они шаловливо и игриво гонялись друг за дружкой среди листвы. Среди фей было не найти двух одинаковых, их цвета столь чудесным образом дополняли друг друга, так что все вместе они образовали сияющую радугу.
Феи были зеленые, голубые, желтые, розовые, пурпурные, фиолетовые, серебристые, серые, оранжевые и даже золотистые.
Присмотревшись внимательнее, Марина заметила, что у каждой феи были крылья и волосы определенного цвета, а их певучие голоса, слившиеся в небесном хоре, источали все музыкальные ноты.
