Принц в недоумении свел брови.
— Почему вы взяли в мирное время из моей казны деньги для покупки лошадей, Пимм? — Он почесал подбородок. — Я в недоумении. И, естественно, недоволен. Я не люблю прожигателей жизни. Честно говоря, я почти жалею о вашем возвышении.
Мэннинг засмеялся бы, если бы не опасался за провал своей задачи. Принц-регент не числился среди тех, кто отличается бережливостью. Однако совсем другое дело, когда кто-то другой залезает в его королевскую казну.
— Ваше высочество, — сдержанно проговорил Пимм, — контракт был подписан много-много месяцев назад. Задолго до того, как мы поняли, что сумеем так быстро прогнать Бонапарта за Пиренеи.
Роуленд Мэннинг воспользовался шансом, предоставляемым ему раз в жизни, и отбросил страх, когда увидел отчаянное выражение на лице своей любимой.
— Ваше высочество, — тихо сказал он, — я возвращаю вам это золото. Это не является платой за лошадей, на поставку которых ваши военные подписали контракт. Весьма любезный лейтенант Тремонт — он находится сейчас здесь — два месяца назад сообщил мне, что контракт разорван, потому что объявлен мир. Эти гинеи не иначе как кровавые деньги, доставленные сюда для того, чтобы заставить меня молчать. Я не позволю себе прикоснуться к ним. Я прошу вас принять их — все, до цента.
Принц поджал губы.
— Значит, вы отказываетесь от семидесяти тысяч фунтов? И держите восемьсот лошадей, непригодных для иных целей, кроме военных?
— Восемьсот двадцать, ваше величество, — с неудовольствием эксперта уточнил Роуленд. — Но я делаю это для Англии. И для нее. — Он кивнул в сторону Элизабет. — Я делаю это для дочери благородного командира роты, которого здесь нет, и который не может защитить свою невинную дочь от притязаний этого отвратительного шантажиста Леланда Пимма.
Принц поднял руки, призывая прекратить выкрики потрясенных гостей, и медленно покачал головой.
— Мэннинг, вы всегда обладали и будете обладать способностью ошеломлять. Но должен признаться, что вы, как никто другой, заставляете меня задуматься. — Голос его зазвучал мощнее. — И я детально рассмотрю все эти выдвинутые обвинения. Но прежде я должен услышать мисс Ашбертон.
У Роуленда было неукротимое желание запрыгнуть на возвышение и оттащить ее от Пимма, который вращал глазами, ища выхода и не находя его.
Между тем принц продолжил:
— Я вижу перед вами две возможности, моя дорогая. Вы должны либо опровергнуть заявления мистера Мэннинга относительно шантажа и выйти замуж за генерала Пимма, либо признать справедливость слов торговца лошадьми. Боюсь, что именно вы должны разрешить этот спор, если хотите после сегодняшних событий сохранить репутацию. Так каков ваш ответ? — Принц-регент подался вперед, вместе с сотнями гостей.
На выражение лица Пимма было страшно смотреть, и Роуленд готов был броситься к Элизабет и заключить ее в объятия, если бы между ними не стояли шестеро стражников.
— Итак? — спросил принц.
Архиепископ, который все это время стоял молча, наконец заговорил и скрипучим голосом произнес:
— Мисс Ашбертон, вам нечего бояться. Скажите нам правду. — Он протянул ей свою вялую руку, и она взяла ее в дрожащие ладони.
— Ваше высочество, с того самого дня, когда мой отец погиб при Бадахосе, генерал Пимм настойчиво заявлял, что у него есть письма от родственников моей матери, которые компрометируют моего отца и меня. — Она посмотрела на свои пальцы, и у Роуленда заныло под ложечкой. — Я никогда не видела этих писем, но у меня действительно есть французские родственники. Один из них — генерал дю Кен, хотя я никогда с ним не встречалась и не имела с ним переписки. И я никогда, ни на минуту не сомневалась в лояльности моего отца по отношению к Англии. Генерал заявил, что мое единственное спасение — это выйти за него замуж, и что именно таким было предсмертное желание отца, хотя всего лишь за неделю до этого мой отец отказал генералу Пимму.
По-видимому, принц был потрясен.
— Но почему вы не выступили с заявлением, если вы невиновны?
Она невесело засмеялась.
— Потому что сомневалась, что на фоне слов многократно награжденного военного героя кто-то примет всерьез мои слова.
— Знаете, я покажу вам, что вы ошибаетесь, моя дорогая. Пимм, через час принесите мне лично упомянутые письма. Мои стражники вам помогут, — сурово сказал он. — Но сперва вы расскажете всем собравшимся, есть ли бесспорные доказательства того, что Элизабет Ашбертон или ее отец виновны в преступлениях против Короны. И предупреждаю вас: если осмелитесь изречь хотя бы единственную ложь, я потребую возвращения всех медалей, которыми вы обладаете.
Леланд Пимм, третий сын мелкого баронета, устремил взор в дальний угол и не произнес ни слова.
Как Роуленд и думал.
Принц-регент шагнул вперед и вырвал из онемевших пальцев Пимма жалованную грамоту.
— За недостойное поведение с вас снимается титул герцога. Я подумаю обо всем остальном после того, как увижу письма.
Лицо Пимма побагровело.
— Вот как благодарная нация награждает своих служителей за умение привести страну к победе над ее врагами?
Было слышно, как кто-то откашлялся, и взгляды всех присутствующих сосредоточились на Артуре Уэллсли, герцоге Веллингтоне, который с каменным выражением лица устремил свой взор на Леланда Пимма.
Принц покачал головой.
— Вы глупец. Я очень сожалею, что не понял этого раньше. Стража, обыщите его вещи и предоставьте мне этого человека вместе со всей корреспонденцией, которую вам удастся найти, — приказал принц. — А вы, мистер Мэннинг, подойдите сюда.
Роуленд мог бы даже почти пожалеть этого безумца, глядя на его искаженную злостью физиономию, если бы ему не хотелось в дополнение огреть Пимма еще и кнутом. Их пути пересеклись, и Пимм ухмыльнулся, словно прочитав его мысли. Роуленд не видел ничего, кроме Элизабет, ожидавшей его, на ее лице была написана неуверенность. Он испытал величайшее облегчение, однако не дерзнул ни прикоснуться к ней, ни шепнуть хотя бы слово.
У Принни подобных сомнений не было.
— А теперь, мистер Мэннинг, имейте в виду, что я устал от причуд этого дня. Но признаю, что независимо от причины, по которой вы решили вернуть деньги, хозяином которых оказались — шантаж это или что-либо другое, — в конечном итоге вы сделали доброе дело. Мне это по душе.
По залу прошел одобрительный гул.
А затем послышался голос, который трудно было не узнать, — голос неуемной вдовствующей герцогини:
— Проявите ли вы присущую вам великую мудрость и отметите ли вы его наградой, ваше высочество?
Принни поднес к глазу инкрустированный бриллиантом лорнет и устремил на Эйту раздраженный взор.
— Гм… Что ж, я полагаю, что он значительно помог нашей нации, избавив от необходимости награждать такого шантажиста, как Пимм. Не растратил зря то, что ему досталось. Что я могу сделать для этого человека?
