близкими. А если я однажды не вернусь, и ты останешься вдовой, как моя мама? Я еще тогда дал зарок, что ни одна сильфида не будет плакать из-за моей смерти.
— Глупый. Какая разница, поженимся мы или нет? Мои слезы и улыбка все равно связаны с тобой.
— Нет, Риша. Я слишком люблю тебя, чтобы жениться.
— А я — слишком, чтобы перестать об этом просить.
Она наконец-то поцеловала его в губы, коснулась щеки мокрыми ресницами, прижалась всем телом — сильная, грациозная, бесконечно прекрасная. Он обнял ее всю, широко и крепко, стараясь забыться и в то же время запомнить каждую соленую капельку на носу, каждую родинку на гладкой коже, каждый невесомый вздох.
— Я все равно буду твоей женой, Костя Липка. Как бы сильно ты меня ни любил.
Глава 11. Пробуждение обды
Сквозь приоткрытые двери падает луч.
Верю себе и не верю, и луч ослепительно жгуч.
И нужен единственный шаг,
Но мне не решиться никак.
Мари Карне
Говорят, лет до шести человек ничего не помнит. Клима считала, что молва, как обычно, врет. Она помнила себя почти всегда. Вернее, не себя, а маму. В память, как трещины в камень, врезалось большое, склонившееся откуда-то сверху лицо. Широко расставленные черные глаза, лучащиеся теплотой. Нос стручком, тонкие губы, глубокие ямочки на рябых щеках. Мама не была красавицей, но ее живому обаянию, мудрости и доброте в деревне не находилось равных. Девушка помнила укачивания сильных нежных рук, красные от стирки пальцы, тонкий сильный голос, так похожий на ее собственный.
— Ты будешь Климэн. Климка, Клима. Моя смышленая доченька…
Держась обеими ручонками за мамин палец, Клима делала первые шаги. Отец ворчал, что жена слишком возится с дитем.
— Клима особенная, — отвечала мама. — Ты это непременно поймешь, но потом. Жаль, не увижу…
С мамой было весело играть в прятки, догонялки, прыгалки. Мама казалась самой гибкой, самой ловкой и озорной. Главный товарищ, лучшая подруга. Только мама хвалила за всякие пустяки, никогда не уставала учить.
— Запомни все, что я сейчас тебе говорю. Хотя ты едва разменяла четвертый год, умишка у тебя побольше, чем у некоторых теток на завалинке. Ты родилась для того, чтобы принести счастье.
— Тебе, да? — радостно спрашивала Клима. Она гордилась, что мама ценит ее.
— Всем людям на свете. Ты — наше общее счастье. Но не говори никому про это. Сделай так, чтобы говорили другие.
Конечно, Клима не понимала тогда смысла маминых слов. Она просто радовалась, что может принести людям счастье.
Сильно запомнился Климе ее первый обман. Ей хотелось поиграть с соседской девчонкой, но ту не пускала тетка. Тогда Клима сказала тетке, будто за околицей объявился некто, желающий ее видеть. И девчонку обманула, уверив, что сумела уговорить тетку отпустить ее гулять. Разумеется, ложь вскорости открылась. Климу за ухо приволокли домой. Мама кротко извинялась, просила не обижаться на дитя. Кто же в пять лет понимает, что поступает дурно?
— Она у тебя и в три больно умная была, — заявила противная тетка, уходя.
Мама закрыла за соседкой дверь, села на лавку у печи, поставила Климу напротив. Никогда в жизни будущей обде не было так стыдно, никогда больше она не жалела так о своем проступке.
— Ты поняла, в чем виновата? — спросила мама.
— Врать нехорошо, — прошептала Клима, с трудом сдерживая слезы.
— Нет, — неожиданно возразили ей. — Порою ложь куда лучше и действенней, чем правда. Вина в другом. Ты хотела достигнуть цели — поиграть с подружкой, но выбрала такой способ ее достижения, который оказался тебе не по зубам. Ясно?
— Да, — рьяно закивала Клима, — я не смогла соврать хорошо. А плохо врать не надо было. Если не можешь хорошо врать, надо или научиться, или делать дела по-другому.
— Умница, — похвалила мама.
— А как научиться врать? — тут же спросила Клима.
— Это непросто. Иные всю жизнь не могут. Но я тебе помогу.
Наверное, мама Климы была единственной в мире женщиной, которая учила своего ребенка врать. Они часто уходили в лес, якобы за грибами и ягодами, а на деле подальше от папиных глаз. Там они находили укромную полянку и садились прямо на траву. В холодное время года мама брала с собой подстилку. Они раскладывали карты и принимались за урок. Клима должна была убеждать маму, что у нее в руке совсем не та карта, которая есть на самом деле.
Поначалу искусство вранья давалось с трудом. Приходилось следить за всем: от выражения глаз до простых жестов. Нельзя было смеяться или чересчур напрягать лицо. Но постепенно вранье начало удаваться. К шести годам Клима с легкостью водила за нос и маму, и соседей. Обман стал увлекательной игрой.
— Мама, мама, — кричала разгоряченная Клима, вбегая в дом, — меня старшие ребята с собой на речку берут, с ночевкой! Отпустишь?
— Почему бы и нет, — пожимала плечами мама, доставая из печи румяный пирог. — Иди, но далеко не заплывай.
— А я тебя обманула! На самом деле девчонки хотят на спор ночью на кладбище идти, ну и я с ними. Я их всех уже отпросила.
— Молодец, ловко вышло, — мама совсем не рассердилась, она радовалась, что Клима соврала достоверно. — На этот раз ты правильно свое умение применила, с пользой. Не то, что в прошлый раз, когда за соседский дом якобы упала с неба звезда. Вранье должно быть неотличимо от яви. Для фантазий сказки есть. И пользу оно тебе должно приносить. А главное во вранье что?
— Не попадаться? — предположила Клима, стараясь не морщить лоб. Излишне подвижное лицо при обмане ни к чему.
— Не признаваться. Никогда. Даже если все раскроется. Стой на своем до конца и далее. Тогда тебе поверят даже те, кто видел правду собственными глазами. На кладбище не шали, покой мертвых следует уважать.
Клима кивнула. Она всегда слушалась маму и не морочила ее подолгу. Иначе кто ж похвалит за первосортное вранье? Другое дело, мама почти ничего не запрещала. Могла только дать совет или подробно описать, сколь плачевны будут последствия. Именно поэтому Клима однажды не пошла испытывать на обрыв «чудо-крылья» из парусины, и была единственной среди окрестной детворы, кто остался без ссадин и переломов.
Благодаря маме Клима никогда не теряла веры в себя и могла предвидеть, к чему приведут ее поступки. Мама научила Климу разным премудростям, вроде десяти способов заставить человека плакать или как интуитивно распознать в пище яд. Чем старше становилась девочка, тем больше рассказывала ей мама, будто торопясь, будто боясь опоздать. Повзрослев,
