мама как всегда, – сокрушенно вздохнула Лина, – Я… должна кое-что сказать. Так уж вышло, что я… как бы сама тут находилась большую часть времени.
– А… чего?, – неверяще уставился я, – Как это? Я видел на твоем лице страх и ненависть к Суку.
– Ну… так и есть, меня раздражают немытые волосы, эти лохмотья, но…, продолжала мямлить Лина, – Мама не примет меня обратно, потому что я часто становлюсь кем-то другим.
Я непонимающе посмотрел на нее, и девушка смущенно отвела глаза.
– Просто… я превращаюсь в какого-то ненасытного монстра, которого почти невозможно удовлетворить, – едва слышно произнесла Лина, – А мама… она пыталась мне помочь, но… махнула рукой, и отправила в нижний мир.
Я сидел уже напротив нее, и ушам своим длинным не верил. Получается, дочь Люмии – что-то типа нимфоманки, но не постоянная, а какими-то волнами или припадками? Ну… тогда общество гоблинов для нее – это манна небесная.
– Ну… то есть сейчас ты нормальная, а потом становишься… немного несдержанной, – старался подбирать слова я, – Но как происходит твоя трансформация?
– Я… не знаю. Просто чувствую, что хочется, и с каждой минутой желание становится сильнее, – уже без особого стеснения проговорила Лина, немного придвинувшись ко мне.
– А почему ты тогда в таких лохмотьях и с немытой головой?
– Потому что гоблины мудаки, – в сердцах произнесла Лина, – Им только одно и надо, а как принести воды, так шишь. Еще и приковали, сам слышишь.
Да, еще в первую встречу я обратил внимание на кандалы, что были пристегнуты к лапам девушки. С этого момента они никуда не делись, но снимать их я пока не смешил.
– Хорошо, с твоим состоянием все понятно, но как ты тут оказалась?
– Ну-у-у-у, я вела одного последователя, очень сильного, кстати, в храм мамы, чтобы… отдать его в обмен на прощение, – с полуулыбкой проговорила Лина, – Но в пути на нас напали, моего бородатика убили, а меня взяли в плен, и оттащили сюда.
Картина в голове более-менее складывалась. Но оставался один открытый вопрос – если Лина тут по своей воле, а Люмия от нее как бы отказалась, почему атакую пауки?
– Слушай, так почему пауки идут волна за волной, если Люмия зла на тебя и не примет, а ты тут по своей воле?
Девушка немного понурила голову, и тихо проговорила:
– Ну… как тебе сказать… мама меня не любит и любит одновременно. Она злая на меня, но… презирает гоблинов и, наверное, не хочет, чтобы ее дитя было в их грязных лапах.
– А это дитя… по своей воле время от времени в эти лапы и падает, – продолжил ее мысль я.
Лина не нашла, что ответить, и просто опустила голову. Сейчас она не выглядела особо напуганной. Кажется, разговор пошел ей на пользу. Интересно посмотреть, как она будет себя вести во время… течки, если можно так выразиться.
– Ладно, Лина, у меня дела. Как-нибудь зайду еще поболтать, – поднялся я, рефлекторно махнув рукой на прощанье, – И да, скоро пришлю гоблинов с водой для тебя.
***
– Чяво молчите? Рассказуйте, как все было, – прорычал один из стражников, смотря на горожан бродяжного вида. Они стояли, понурив голову, и молчали.
– Я еще раз спрашиваю, куда девалась ваша доча? По всему было видно, что терпение у стражника оставалось все меньше. Он зло переводил взгляд с одного грязного лица на другое, не находя там и проблеска мысли.
– Мы… потеряли, – неожиданно проговорила женщина неопределенного возраста.
– Как это потеряли? Морбург большой что ль?
– Она… пошла в лавку… мы от…правили, – продолжала женщина, – А-а потом не вернулась.
Четыре стражника сейчас стояли в бедном районе Морбурга. Здесь кривые лачуги соседствовали с сомнительными заведениями, на дорогах даже при свете Солнца были лужи непонятного происхождения. А люди… они больше походили на животных.
– В какую лавку пошла девочка?, – рыкнул стражник.
– Ту… где мя…со продают.
Стражники переглянулись, и медленно потопали в известном им направлении, внимательно зыркая влево и вправо.
День у них не задался – командир поручил пройтись по беднякам, чтобы показать, что стража есть и не дремлет. Простой патруль тут наткнулся на группу заморышей, что стояли и говорили о какой-то девочке, что исчезла прошлым вечером.
Как бы не хотелось стражникам пройти мимо, каждый боялся гнева Арно. Все же командир у них был человеком чести, и шкуру бы с них спустил за такое. Вот они и топали по мокрой земле, отмечая странные углубления в земле то тут, то там.
– Слушайте, тут никак какие паразиты новые объявились, – проговорил один из стражников, – Глядите же, скоко дырок у земле.
– Не знаю, я скорее хочу в мясницкую сходить, закончить… как его… пат…роль. и поспать в казарме.
– Ай, тебе лишь бы дрыхнуть, дивчина же малая пропала, нужно найти.
– И зачем… она вернется к семье, и снова нищета, грязь и отчаяние.
– Ну… да, но лучше же это все... того, с семьей вместе переживать, авось и повернется все лучше.
– Навряд ли, ты сам знаешь, куда она пойдет за копейкой, как подрастет.
Разговор не мешал стражникам осматривать округу. Но ничего особенного не было. Расспрашивать местных было бесполезно, потому что тут был негласный порядок – со стражей не говорить. Это повелось со временем, когда Арно подавил зачатки восстания бедноты.
– Помнишь, как мы тут бедноту давили?
– Да… было дело. Тогда еще молодыми были, зелеными.
– Ага, а тут прыказ – рубить голоту и баб, если та нападать будет.
– Да… много народу тода в землю ушло, может… и хорошо это.
Четверка подошла ко входу в мясницкую. На вид здание было ухоженным на фоне окружающих лачуг. Тут были прозрачные окна, крепкого вида двери. А что еще нужно, когда работаешь в неблагополучном районе? Правильно, стражники хмуро посмотрели на пару остолопов, что стояли чуть в стороне, и с полуулыбкой пялились на них.
– Вы это, девчонку малую вчера аль сегодня не видели тут?, – отозвался один из стражников.
Охранники местного разлива переглянулись, и чему-то кивнули.
– Не, девочки не видели, тута другая невесть есть, – отозвался один из вышибал.
– Ну чего, говори и не томи уж, – ругнулся стражник.
– Да это… у нас все
