виднее» и больше об этом не беспокоился, сосредоточившись на изготовлении очень заковыристых стеклянных приборов для девочки. То есть для девушки, но выглядела-то она разве что малость старше двенадцатилетней его дочери Любаши!
В Лианозово, точнее в «экспериментальной лаборатории Первого МГУ», как раз к началу сентября закончили наладку паровой машины, от которой теперь крутились многочисленные станки. А к станкам инженер Дорохеев набрал почти два десятка рабочих-металлистов, причем с учетом указания, поступившего от представителя НТК: рабочих брать самых лучших. Откровенно говоря, сам инженер не совсем представлял, чем будет заниматься этот заводик и даже думал, что рабочим здесь предстоит больше дурью маяться – однако уже восьмого сентября он отправился в Москву на Моховую, чтобы поговорить с товарищем Тихоновым на предмет «увеличения штатного расписания»: рабочие, конечно, были очень не против и сверхурочно поработать, поскольку сверхурочные неплохо оплачивались – но по опыту товарищ Дорохеев знал, что при таком режиме работы скоро повалит сплошной брак: уставший рабочий наверняка что-нибудь, да испортит. А заказы пошли такие, что у него даже начали возникать мысли, а не слишком ли он небрежно относился к проверке профессиональных навыков нанимаемых рабочих. Хотя по части грузчиков у него таких мыслей не было, тот же вагон бочек с креозотом они разгрузили вообще меньше чем за полчаса…
Веру Куйбышев вызвал к себе в пятницу, тридцатого сентября. Вероятно, ему было просто интересно посмотреть на то, как девочка будет объяснять «почему у нее не получилось» – Вера так подумала потому, что «приглашение», которое ей передал Валентин Ильич, гласило «приходить даже если результата никакого предъявить не сможешь» Но ей было что «предъявить» – и товарищ Тихонов долго с кем-то ругался по телефону, объясняя, что девочка придет с большой сумкой. Причем сразу ему не удалось это объяснить, однако чуть позже ему перезвонили и сообщили, что «пусть приходит с сумкой». Так что ее даже не очень долго на проходной мурыжили (и Вера порадовалась, что Валериан Владимирович внял ее предупреждению «про шпионов и диверсантов»), а один военный даже помог ей сумку до кабинета донести. Впрочем, в кабинет он заходить не стал, и Вера, кряхтя от демонстрируемого напряжения, сама ее затащила.
– Что-то, Старуха, сумка у тебя тяжелая, как я посмотрю.
– Так достижений-то много, это я еще не все притащила.
– Даже так? Ну давай, хвастайся.
– Хвастаюсь, – Вера вытащила завернутую в несколько слоев мятой бумаги двухфунтовую стеклянную банку. – Это – наш, советский аспирин, тут его грамм шестьсот наверное, я не взвешивала. Получен из креозота, который с какого-то коксового завода привезли, а с какого именно – я просто не знаю. Сразу предупреждаю: если все лаборатории университета все бросят и буду только один аспирин делать, то сделают максимум полкило в сутки. Примерно неделю делать будут по полкило, а потом все нужные реактивы просто закончатся. Если… когда будем фабрику аспириновую строить, то я предлагаю строить ее в Туле.
– Это почему?
– Там рядом много шахт по добыче угля. Уголь, конечно, самый паршивый – если его как топливо рассматривать. Но вот аспирина из него получится очень много, больше, чем из донецкого. То есть это сколько из тонны угля получится. Но, думаю, на нынешних коксовых заводах тоже стоит с креозотом поработать… у меня расписано как. Там, конечно, не один аспирин получаться будет, аспирин вообще как отход других производств будет…
– Сейчас рассказывать будешь или сначала покажешь что еще в сумке у тебя интересного лежит?
– Сейчас рассказывать не буду, а то вам плохо станет когда я скажу, сколько нужно будет денег потратить… золотых рублей. Поэтому…
– Слушай, лекарства – это очень важно, так что насчет денег ты особо не стесняйся.
– Я и не собираюсь, просто чтобы вы в обморок от произносимых сумм не падали я сначала покажу, откуда такие суммы вытащить можно будет. Вот это – та самая резина из песка, которую я вам показать обещала. Получается, что я все же не дура последняя. Правда с ней по производству еще хуже: лаборатории университета ее смогут сделать грамм по триста, зато в неделю. Только шины из нее автомобильные делать нельзя: она при растяжении рвется очень быстро.
– А зачем тогда она вообще нужна?
– Она нужна там, где ее растягивать не будут потому что сжатие многократное она переносит куда как лучше даже натуральной. Те же резинки для консервных банок, например. А еще она совершенно не ядовита, для человека вообще абсолютно нейтральна. Не растворяется ни в щелочах, ни в кислотах. Для медицины – просто находка: из нее всякие медицинские трубки делать можно – а можно на ферме молокопровод из нее соорудить. Моется она прекрасно, стерилизуется… в общем, я списочек составила краткий для чего она будет лучше натуральной, потом почитаете если захотите или дадите тому почитать, кто ее внедрять будет.
– А ты ее внедрять не собираешься, я правильно тебя понимаю?
– Ну ничего от вас не утаить! Конечно не собираюсь…
– Потому что тебе учиться надо, я помню.
– И поэтому тоже. Но не только. Вот, держите!
– Это что?
– Ну, если честно, то пиво.
– Сама сварила? Или оно искусственное?
– Ни то, ни другое. И не третье: я пиво в пивнухе рядом с университетом купила. Потом его все же очистила, осветлила, простерилизовала, углекислого газа добавила потому что природный в процессе весь вышел. В бутылку налила и закупорила. То
