Вайолет. — Ты, наверное, можешь остаться у Вайолет. Или Рейлин. Просто знай, что у тебя есть варианты.
Я подумываю, не напомнить ли Оскару, что Могильный Прах будет рядом, в коптильне, но, может, и нет, когда суд примет решение.
— Ага. Все будет в порядке.
Один из докторов прерывает нас, и Оскар отступает. Когда доктор начинает говорить, приезжает Дэвис в медицинской форме после ночной смены. Он лихорадочно смотрит по сторонам, пока не замечает меня. Он быстро машет рукой, не вмешиваясь в разговор с доктором.
Тот хочет знать, в какой похоронный дом мы желаем отправить тело. Странное выражение ужаса пробегает по его лицу, когда мы сообщаем, что подготавливаем мертвецов к погребению самостоятельно. Это редкая практика, но в Джорджии все еще легальная. Я, наверное, никогда больше так делать не буду, но такова традиция, и я знаю, что она желала бы этого. Кроме того, есть кое-какие вещицы, с которыми я хочу отослать бабулю в посмертие.
Понадобится несколько дней работы с бумагами, прежде чем нам выдадут тело. Тетя Вайолет следует за доктором, чтобы все оформить.
Едва они отходят, Дэвис подбегает с крепкими объятьями.
— Подруга, ты слишком многое пережила, — говорит он мне в волосы. Я ценю тот факт, что он не отпускает меня чуть дольше.
— Я получил твое сообщение. Был на вызове в Кэмдене. Понятия не имел, что в аварии была ты. Приехал, едва закончилась смена, — говорит он, отпуская меня. — Не переживай о машине — я взял тягач и отвез ее на свалку. Похоже, что погнуло ось, но ее можно починить. Как твоя бабушка?
На лице у меня пустое выражение, и я не знаю, как произнести слова. Вместо этого я отвечаю:
— Я не смогла ее спасти.
Дэвис еще раз надолго меня обнимает, повторяя, как ему жаль. Я никогда не понимала, зачем люди извиняются, когда кто-то умирает. Чужие сожаления лишь чуточку помогают справиться с горем, и этого недостаточно.
— Сегодня у тебя был тот еще денек. Переговорим, когда почувствуешь себя лучше. — Слова Дэвиса звучат немного зловеще.
— Переговорим о чем?
Он неловко мычит.
— Да не тяни ты! — взрываюсь я.
— Ладно. — Он невинно поднимает ладони. — Я нашел кое-что, что нам поможет. Поможет с делом Адэйр. Ванда, моя знакомая в суде, перезвонила.
Я чуть выпрямляюсь от новостей.
— Она добыла мне ВИН-номер машины Лорелей.
Мужчина провозит через лобби пожилую мать на инвалидном кресле, и Дэвис кивает на двери, чтобы мы отошли от лишних ушей.
Снаружи парит из-за вчерашнего дождя.
Дэвис ждет, пока не закроются автоматические двери больницы, прежде чем продолжить:
— Мне удалось отследить машину до свалки в Огайо. Я позвонил ее владельцу, и он подтвердил, что тачка у него.
— Какие повреждения? — Пульс грохочет в ушах.
— Он не обнаружил никакой крови или волос от столкновения с оленем. — Он показывает пальцами кавычки, произнося последние слова.
— Ладно. Лорелей наверняка отмыла все видимые следы с решетки радиатора. Может, что-то на днище?
Дэвис кивает:
— Я именно об этом и подумал. А затем я понял — даже если что-то и найдется, это вполне могут быть следы животного.
Я согласно мычу, хотя внутри что-то подсказывает мне обратное.
— Но затем он сказал мне нечто неожиданное, — говорит Дэвис. Я замираю. — Он сказал, что с чем бы машина ни столкнулась, на ней остались следы желтой краски.
Осознание ударяет по голове.
— Банановый велик Адэйр.
Кровь или волосы были бы лучше, но желтую краску можно сравнить с цветом велосипеда, который, я почти уверена, Уайт убрал в сарай на заднем дворе.
Новости зажигают внутри огонь.
— Я знала, — говорю я сквозь сжатые зубы. — Я знала, что эта стерва убила ее.
— Этого достаточно, чтобы заново открыть дело Адэйр и допросить Лорелей, — отмечает Дэвис.
Это, а еще тот факт, что Адэйр даже не сбили там, где случилась авария. Не говоря уже о том, что на машине Стоуна не осталось и царапины.
Мы с Дэвисом замолкаем, когда заместитель Ранкин широким шагом проходит мимо нас в больницу. «А этот осел что тут забыл?» — спрашиваю я себя.
— Есть еще кое-что, — говорю я, когда заместитель скрывается в здании.
Я рассказываю Дэвису о том, как прошла сквозь завесу и стала свидетельницей грехов мертвых. Конечно, это не улика для суда, но определенно подтверждает, что виденное в тумане масла было правдой. Что Лорелей и вправду переехала Адэйр своей машиной.
— Почему? — Дэвис передергивает плечами. — Что заставило ее так возненавидеть Адэйр? Что вообще Адэйр ей сделала?
Это отличный вопрос. И до сегодняшнего дня, до смерти бабушки, я бы, наверное, не смогла на него ответить.
— Я не могу заговаривать смерть родственников, — говорю я Дэвису. — Вот почему я не смогла спасти бабушку. — Дэвис морщит лоб, и я добавляю: — Что, если я поэтому не смогла спасти Эллиса Ратледжа? Раньше никогда проблем не было, и вот Прах рассказал мне об этом правиле.
Дэвис чуть отшатывается от моих слов. Его глаза распахиваются от шока.
— Может, Адэйр догадалась о чем-то, что стоило ей жизни. Думаю, она нашла доказательства того, что Эллис был нам родней. Ты принес посылку?
Дэвис кивает. Из сумки с эмблемой «Скорой» он достает завернутую в коричневую бумагу посылку, которую Адэйр спрятала от него перед смертью. Подарок на день рождения, который, по его мнению, он должен был найти несколько месяцев назад.
Мы оба смотрим на запечатанную посылку, как на призрака.
— Открой, — мягко говорю я.
Если бы я в глубине души верила, что это интимный подарок Дэвису, я бы не стала его просить. Но я думаю, что Адэйр спрятала посылку в его ящике инструментов, зная, что умрет, и потому сохранила улики на этот случай. Она знала, что он поверит мне, знала, что он поможет. И она не могла рисковать тем, что бабуля найдет сверток где-то в нашем доме.
Кадык Дэвиса прыгает, когда парень сглатывает и тянет за ленточку на упаковке, разворачивая коричневую бумагу и обнаруживая стопку бумаг. Мы берем по листу сверху и начинаем читать. Это письма, написанные тем же почерком, который я видела с Адэйр в том сне, когда она стояла в кабинете Стоуна Ратледжа. Прекрасные, душевные письма, подписанные двумя людьми или адресованные им же.
Любовная переписка между моей матерью и Стоуном Ратледжем. Делай я ставки, поставила бы на то, что Адэйр нашла их в фермерском домике в старой жестяной банке. Их пятнадцать или около того. Мы сидим в тишине, читая их.
Они были влюблены довольно долгое время. Оба признавали, что живут
