ментального влияния и обрушившимися в миг эмоциями.
Николь хотелось зареветь и зарычать, чтобы выпустить боль, но глаза оставались сухими, а сорванное горло саднило и сипело.
Пошатываясь, девушка поднялась, подошла к столу и, с трудом вытащив из дорогой древесины клинок, провела по острию подушечкой пальца. Не питая иллюзий, замахнулась, но всадить его себе в грудь, конечно, не смогла — руки, словно чужие, остановились в считанных сантиметрах от плоти.
Стиснув зубы, бессмертная отшвырнула бесполезное оружие на стол.
Изнурённый долгими внушениями разум соображал лихорадочно.
Всё ещё трясясь, как на морозе, вампиресса подошла к окну, распахнула створки, чтобы разогнать спёртый воздух. Попыталась шагнуть за пределы рамы, но вновь упёрлась в невидимую стену.
Чертыхнувшись, вошла в ванную. Через золотистое зеркало на неё смотрела измученная миниатюрная девушка, похожая на привидение. Посеревшая кожа, затравленный взгляд, искусанные в кровь губы, надорванная на плече прозрачная сорочка.
Грудь опять сдавило тошнотой, и Николь пришлось опереться ладонями о бортик широкой бронзовой ванны, чтобы не упасть. Пару минут ушло на то, чтобы побороть припадок и продышаться.
Затем вампиресса включила воду. Хотелось смыть с себя запах, пот и прикосновения ненавистного мужчины, пусть ради этого придётся содрать кожу. Маркиза остервенело тёрла мочалкой тело, когда на пороге ванной показались служанки.
— Вам помочь, маркиза? — тихо спросила Айла, будто могла знать, что с ней приключилось.
Первым желанием Николь было закричать «Убирайтесь, предательницы!» и швырнуть в девушек чем потяжелее, но бессмертная сдержалась и произнесла не своим голосом:
— Да, мне нужна помощь, — потоптавшись на месте, служанки подошли и опустились на колени, приняли из рук госпожи флаконы с мылом и душистыми маслами.
Вампиресса только того и ждала: когда освободились руки, схватила Весену за плечи и повалила в воду, где впилась в горло девушки клыками и сделала несколько жадных глотков крови. Алая жидкость согрела и уняла дрожь, прояснила мысли.
Весена лишь приглушённо пискнула, а вот более сообразительная Айла отскочила в сторону и бросилась в сторону двери, когда её догнало внушением маркизы:
— Сядь и веди себя тихо, как мышка, ты мне понадобишься.
Замерев, брюнетка повернулась, подошла к госпоже и присела на маленький круглый пуф, стоявший возле ванны. Глаза девушки выдавали суеверный ужас, пока она наблюдала, как Николь восстанавливала силы и расправлялась с её подругой.
Насытившись, зверь зашевелился в груди, нашёптывая и соблазняя иссушить служанку до дна, а после свернуть ей шею. С чего бы кого-то жалеть в поместье, где Николь никто ни разу не пожалел?
Где обе девушки бросили её на растерзание по первому слову своего господина. Реши Орэ держать невесту не внушением, а руками служанок, те и бровью бы не повели.
Зажмурившись от страшной боли, искалечившей даже истинную суть, не то, что её саму, Николь отпустила Весену, пока та ещё дышала. Марк не позволил бы ей уподобиться жениху и превратиться в бездушное чудовище. Марк никогда бы не сдался и не изменил себе. Как и её отец — лорд Бернард Бертье.
— Помоги мне собраться, Айла, — велела маркиза, поднявшись из пены.
Дрожащими руками служанка подала полотенце, принесла строгое бордовое платье, которое выбрала госпожа, собрала чуть влажные волосы вампирессы в изящный высокий хвост. Под страхом расправы девушка справилась в рекордные сроки.
— Смотри на меня и запоминай, — просипела Николь, стараясь беречь голос, — ты спустишься в подземелья и выяснишь, жив ли граф Кросс и где его держат.
При мысли, что Орэ мог сотворить с Марком в припадке бешенства, если сотворил такое с той, которую прочил в матери своих детей, воля изменила вампирессе, а горло сдавил нервный ком. Совладав с собой, маркиза добавила:
— Меня не волнует, как ты это сделаешь; если придётся, лги, изворачивайся, укради, убей. Но если ты не справишься и не добудешь для меня информацию, то уже я убью тебя. Высосу всю жизнь до капли, оставив лишь иссушенный труп.
Судя по перекошенному выражению лица, обещанием служанка впечатлилась. Под внушением она выполнила бы приказ и без угрозы, но страх за собственную шкуру призван был придать девушке ускорения и изобретательности.
— Перед тем, как уйдёшь, позови ко мне Далию, да пусть поторапливается, дело не терпит отлагательств. И чтобы тебя никто не видел, — велела леди Бертье и махнула рукой, отпуская прислугу.
Девушку как ветром сдуло.
Сражаясь с дрожащими пальцами, бессмертная села за стол и написала несколько быстрых строк той, к кому бы не обратилась и под страхом смертной казни.
Однако её положение грозило стать куда хуже смерти, поэтому Николь задавила гордость на корню и без лишних расшаркиваний поклялась герцогине де Лонтельи, что исполнит любую её волю, сделает что угодно, если леди Ленора освободит графа Кросса из заточения.
Помимо Орэ, его тётушка являлась единственной настолько влиятельной особой, что имела возможность осуществить её просьбу. Возможно, чистокровная вампиресса посмеется и позлорадствует над коротким посланием, но на пороге отчаяния Николь не оставалось ничего иного, кроме как искать покровительства у врага.
В конце концов, герцогиня так стремилась избавиться от неё, и, выбирая между смертью ради Марка и жизнью в плену Орэ, маркиза приняла решение без колебаний.
Когда заспанная Далия постучалась в покои, бессмертная уже начала нервничать. Смазливая блондинка приходилась одной из приближенных служанок жениха, так что Николь рассудила, что у неё больше возможностей беспрепятственно покинуть поместье.
Зачаровав смертную, велела под страхом смерти разыскать леди Ленору и передать ей послание лично, удостоверившись, что герцогиня прочитает его на месте.
Далия поклонилась и скрылась за дверями спальни, а на Николь обрушилась свинцовая усталость. Внушение тянуло силы, а она не сумела восстановить их до конца.
Вспомнив о бесчувственной Весене, вампиресса прокляла Дракард, Полночную империю и Рубарис вместе взятые и выволокла служанку из остывшей воды, потратив последнюю энергию.
Девочку пришлось оставить на полу в ванной, а своё тело вампиресса с трудом дотащила до постели и уронила лицом в подушки. Наволочки хранили запах ненавистного жениха, а потому к проклятию добавился весь род де Эвилей до десятого колена.
Чтоб их всех побрал рассвет!
Если бы я разделял хоть одну из религий старого мира, то мой личный ад выглядел бы примерно так: затхлое подземелье, освещаемое огарками тающих свечей, истерзанное тело на грани между жизнью и смертью, приглушённый стук капель крови о каменный пол, сменившийся далёкими криками ярости и отчаяния.
Криками женщины, которую я любил и которой не мог помочь.
Снова.
После ухода герцога-садиста, на плечи навалилась такая слабость, что хотелось одного — забыться и не испытывать мучительную боль, выжигавшую плоть дотла.
