сам видел, как он лечил русских. Он же Целитель! Как внутри него может быть Тьма⁈ — Сам себя спросил Абдулматин, всем своим нутром чувствую квинтэссенцию такой родной стихии на кончиках когтей парня.
А русский лишь поднял глаза от тел своих павших товарищей на Рамухана, который ревел, рвал когтями землю, пытаясь приблизиться к нему, но не мог из-за таранных ударов воздушной стихии.
— МЕРЗОСТЬ. — Голос парня словно кружил вокруг афганца, он слышал его отовсюду. — ЧЕЛОВЕК НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТАКИМ!
Воздушный таран ударил Рамухана сверху, прижимая его к земле. Из его рта выстрели фонтан густой темной крови, от которой земля зашипела, словно от кислоты.
Парень медленно приблизился к Рамухану. Каждый его шаг сопровождал новый воздушный удар по твари, продолжая вминать её в землю.
— ТЫ НЕ РОЖДЕН НА ЭТОМ СВЕТЕ, А ЗНАЧИТ И ПРАВА НА ЖИЗНЬ ПОД СОЛНЦЕМ У ТЕБЯ НЕТ! — Русский приблизился к Рамухану в плотную и положил одну руку ему на голову.
Тварь моментально взвыла от боли, перестав рычать от ярости. Тело Рамухана начала сводить судорога, ломая его кости и выворачивая их из суставов. Последней стала грудная клетка — ребра под давлением мышц проломили её, разрывая легкие и сердце, и вышли с другой стороны. И Рамухан замолчал.
Абдулматин смотрел на это и не мог ничего сказать. Так сражались на его памяти лишь те, кто обрел Контроль уровня Стихия. Чистое воздействие Силой. Целитель настолько тонко и умело манипулировал телом Рамухана, что за минуту превратил его в отбивную.
И тут русский повернулся к нему. По телу Абдулматина побежал холодный пот. Он уже знал — он не сможет сражаться, он даже не сможет сбежать и выжить. От этого чудовища, внешне лишь похожего на человека, ему не сбежать.
— ТЕПЕРЬ ТЫ. ВЛАСТЬЮ, ДАННОЙ МНЕ ЕГО ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ, Я, ДВОРЯНИН РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ, ВОЛКОВ МАТВЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ, ПРИГОВАРИВАЮ ТЕБЯ К КАЗНИ. ПРИГОВОР Я ПРИВЕДУ В ИСПОЛНЕНИЕ НЕМЕДЛЕННО. МОЛИСЬ, ЕСЛИ УСПЕЕШЬ. — Русский поднял руку, и ветер моментально свернулся в черные веретена вокруг Абдулматина.
— Как⁈ Как можно уплотнить так ветер⁈ — Успел подумать Абдулматин.
Но сделать афганец уже ничего не смог. Из-под его ног вырвался песчаный кол и пробил его тело насквозь, выходя из левой ключицы. Абдулматин харкнул кровью себе под ноги. Щит рассыпался каменной крошкой, а афганец поднял глаза.
Он видел перед собой чудовище в человеческом облике. Не мог человек обладать подобной силой.
Все четыре веретена — копья, сотканные из черного ветра одновременно сорвались в сторону Абдулматина. Три пробили тело, а четвертое побило голову — каждое веретено пошло на вылет и моментально развеялось. Ветра больше не было. Над перевалом повис мертвый штиль.
Лишь Матвей стоял в полный рост посреди мертвых тел своего десятка и тридцати тел афганцев, которые вели караван с наркотиками.
— Штиль… Ветер молчит… — Нервное напряжение вылилось в строки такой знакомой песни.
Он медленно приблизился к телу командира афганцев. Тело было изуродовано. Но какой смысл был ему до тела, когда его интересовала душа этого Одаренного…
— Как там делал тогда этот афганец?.. — Задумался Матвей, вспоминая действия Абдулматина, когда афганец провел аркан «Темного Воплощения», — Прости, деда, видимо, я все-таки должен буду использовать и темный Источник, если хочу, чтобы род Волковых смог процветать и расти.
На руках Матвея вспыхнули силовые печати аркана Абдулматина. Волков свел руки вместе, словно начал читать молитву.
— Отдай мне Тень своей души, враг мой, и служи мне до смерти моего рода, либо до того, когда я дарую свободу твоей душе! — Аркан, напитанный Тьмой и Смертью, сорвался с рук Матвея и туманом обхватил тело афганца.
Афганец затрясся в судорогах, словно он был еще жив. Из груди его вырвалась рука, сотканная из черного тумана. Словно выбираясь из ямы, появилась Тень, в чертах лица которой прослеживалось нечто общее с погибшим афганцем. Тень молча приклонила колено и склонила голову.
В голове Матвея раздалось одно единственное слово: «Господин.»
— Спрячься в моей тени, я позову тебя, когда ты будешь нужен.
Тень встала с колен, вновь поклонилась и нырнула облаком черного тумана в тень Волкова.
И снова на перевал ворвался ветер. Перед Матвеем в одно мгновение возникли два жеребца, которые до этого стояли на границе бушующего черного ветра, первый — белее снега на вершинах гор в солнечный полдень, с такой же белоснежной гривой и золотистыми глазами, второй — словно сама тьма, с антрацитовыми черными глазами и такого цвета гривой.
— МЫ, ПЕРВОРОДНЫЕ БРАТЬЯ, ЕСТЬ СУТЬ ТЬМЫ И СВЕТА, БЕЛОБОГ И ЧЕРНОБОГ, ПРИЗНАЕМ ТЕБЯ, РЫКАРЬ, ЖИВИ И СВОИМИ ДЕЯНИЯМИ, ПРОСЛАВЛЯЙ ИМЕНА НАШИ! — Одновременно оба тотема богов говорили, а Матвея скрутило в безумной вспышке боли, которая пронзила его тело.
Оба жеребца пропали, а Матвей все лежал на холодных камнях в рассветных сумерках и пытался отдышаться…
Эпилог
РИ, Сибирь, Иркутская губерня, село Листвянка, берег озера Байкал
Баир Баторовоч Закаменский был очень старым шаманом, и его уважали все, кто жил рядом с Байкалом.
Даже из Иркутска, Красноярска, Томска, Тобольска и Новосибирска к нему приезжали благородные сословия на прием. Он помогал всем — и беднякам, и богачам, не прося платы за свой труд. Лишь всегда говорил: «Отблагодарите так, как сами считаете нужным».
И его благодарили. Каждый в меру своих сил и возможностей. Кто-то рублем, кто-то скотом, переданным в дар, кто-то копейкой, а кто-то просто добрым словом, сказанным от души.
Но сегодня он не принимал людей. Вот уже почти сто лет, как он стал полноправным шаманом, надел шаманскую корону Аргой, и шубу из шкуры медведя, бубен его был старым и знал множество молитв и камланий, которые старый шаман прошептал ему, обращаясь к духам предков и Богам. Но сегодня он впервые во сне услышал, как Боги обратились к нему самому. И это был Хухэ Мунхэ Тенгери, Вечное Синее Небо!
И шаман камлал, высекая звуки из бубна, словно кузнец высекал искры из раскаленного металла на наковальне с помощью молота. Вот уже несколько часов он камлал и просил дать ответы на свои сны.
И он их получил.
«Ты встретишь человека, русских кровей, что Свет и Тень несет в себе. Два жеребца будут следовать за ним. Помоги ему встать на Путь. Научи его Искусству, и, словно алмаз, ограни его Волю. Он придет к тебе после первых снегов, глаза его будут черны как ночь, а волосы белее снега. На нем ты узришь Печать старших Богов славянского рода».
— Да, Великий Предок. Я сделаю
