Спустя какое-то время она вздрогнула и проснулась, села, оглядываясь по сторонам, но ничего в часовне не поменялось. Сколько она проспала, было непонятно: часов в комнате не имелось, а все окна вели в другие помещения, а не наружу. Но Липа почувствовала, что немного взбодрилась. Нервное напряжение, которое сковало ее после исчезновения Виктора, начало понемногу развеиваться.
–Виктор… Я ведь даже фамилию твою не спросила!
Она удрученно вздохнула и, опираясь на стену, поднялась. Затекшие ноги тотчас прострелило тысячами крошечных иголочек, а успокоившееся было бедро вновь отозвалось глухой болью.
Разминаясь, Липа вновь обошла часовню по кругу, заглядывая в витражи – кое-где картина «зазеркалья» поменялась.
Вторая студентка, которую недавно привез Рон, Юлия, отыскалась на фуд-корте в компании веселого конюха, хрустящего круассана и чашки кофе. Желудок Липы болезненно сжался и предательски заурчал. Ей показалось, что даже сквозь стеклянную преграду до нее долетел аромат обжаренных кофейных зерен. Стараясь не обращать внимания на грызущее чувство голода, она укоризненно покачала головой:
–Юля-Юля, ты так нужна была своей подруге в донжоне, а ты…
На фуд-корте по-прежнему царила легкая беззаботная атмосфера. В этот раз в поле зрения показался даже праздно шатающийся Антон. Он что-то активно рассказывал то бармену, пятившемуся подальше, то шакалу, наоборот, подошедшему совсем близко. С пасти робота-монстра капала слюна, и Антон, добрейший души человек, схватил с барной стойки салфетку, наскоро утер рот новому «другу» истал демонстрировать ему золотое колечко.
–На Ирку, что ли, жалуется? Дурак! Нашел кому!
Липа доковыляла до окна, демонстрирующего музей, и с удивлением обнаружила рыдающую девицу в красном платье. Теперь маска стервозности была сброшена, и плакала она как обычная молодая девчонка, сломленная каким-то горем.
–И он… вот этим кинжалом… он его…
Экскурсовод сидела на поваленном железном рыцаре, как на лавке, и сквозь всхлипы что-то рассказывала Ирине. Подруга была рядом, успокаивающе поглаживала девушку по спине:
–Алиша, мне так жаль…
Липа прижалась лбом к стеклу:
–Ну прямо идиллия. А что мне-то делать? Что?!
Она со всей силы стукнула кулаками по стеклу, но вопрос так и остался без ответа.
Тогда Липа решила начать все заново. Мысленно перенеслась на парковку, восстановила в памяти то, как они вошли на ресепшн «Колеса Фортуны», постаралась припомнить дословно все, что говорила администратор:
«Вас ждет интерактивный отдых, наслаждение природными красотами и вечерней шоу-программой. Фуд-корты и рестораны порадуют разнообразием блюд и напитков. Вход – пять тысяч двести рублей с человека».
–Да уж, в донжоне была превосходная шоу-программа! Прямо-таки восемнадцать плюс. И природными красотами я вдоволь насладилась, пруд у вас чудесный, с уточками. Милота… А что, если надо было не пятак на чашу класть, а пять двести?
Липа вновь подошла к весам.
–Хотя нет, кредитки же мои сгорели, а там гораздо больше было. Ладно, а гадалка что говорила? Ира – гнев, это понятно, но что еще?
Воспоминания перенесли ее в темный кабинет:
Антон потянулся рукой к шару, но женщина рявкнула:
–Нет!
Жестко, грубо, угрожающе. А потом как ни в чем не бывало продолжила беседу.
–Нельзя трогать, значит?– задумчиво произнесла Липа.– Так, может, именно это я и должна сейчас сделать? Не на чашу давить, а на шар?
Она протянула руку. В груди гулко застучало сердце, забилось, словно птица, пойманная в силки. Кожу ладони пощекотало прохладой, а затем Липа ощутила гладкую, чуть вибрирующую поверхность. Молнии внутри шара недовольно загудели и рассыпались во все стороны безобидными искрами.
–Но это нечестно!– полный возмущения окрик Ани заставил вздрогнуть.– Нечестно! Мам, скажи ей!
–Ну да, чуть что – сразу маме жаловаться!– Липа хотела промолчать, но слова сами срывались с губ.– А вроде выросла давно. Да и к чему вообще этот скандал, я не понимаю? Все уже решено!
Липа замерла с вытянутой над шаром рукой и в то же время сидела за столом на кухне, теребя фантик от конфеты.
–Липушка… Детка!– мама подвинула табурет ближе и накрыла ее ладонь своей.– Ты ведь знаешь, что Роза Ильинична была не в себе.
–Вот именно!– кивнула Аня.– С деменцией она могла бы вообще квартиру кому угодно отписать, вон, хоть тому же Константину – своему придурочному соседу-экстрасенсу.
Липа вскинула голову и надменно произнесла:
–Вообще-то, человек, признанный недееспособным, ничего никому отписать не может. Ты по врачам ее водила? Нет! Диагноз официально поставили? Нет! Бабушка, может, и сдала на старости лет, но дарственную она не в этом году оформила, и даже не в прошлом. И моей вины нет, что она решила оставить квартиру только мне.
–Да коне-е-ечно…– Анна скрестила руки на груди и привалилась спиной к дверному косяку.– Нет ее вины…
–Девочки…– Мамин голос прозвучал тихо.– Нельзя же так…
–А кто к ней таскался постоянно,– не унималась сестра, теперь тыча наманикюренным пальцем в направлении Липы:– Липушка, дорогая, ненаглядная. Ой, а кто у нас тут бедный-несчастный? Липушка! А кто это у нас страдает? Липушка!
–Аня! Хватит!– Мама вскочила, от неловкого взмаха руки чашка опрокинулась, и на белой скатерти расползлось темное пятно.
Такая же темнота бесновалась и в душе у Липы. Она медленно поднялась:
–Да, я ходила к бабушке, и что? Тебе-то кто мешал навещать ее?
–Не кто, а что! Вы просто спелись, две грымзы, одна старая, другая ма́лая. Дай только волю – отцу кости без устали перемывали! Ну оступился один раз, так бывает в жизни!
Липа задохнулась от гнева и возмущения.
–Оступился?!– заорала она, опираясь сжатыми кулаками на стол.– Да он маме изменил… предал нас, всех нас! Практически плюнул в лицо! Даже такая идиотка, как ты, должна это понимать!
–Девочки, не надо ворошить…– Мама пыталась погасить конфликт, но у нее ничего не выходило.
–Мне что же, по-твоему, простить его за это стоило?
–Да, Липа, простить! Но ты и слова-то такого не знаешь! Ничего бы вообще не было, если б ты дала ему объясниться! Или просто промолчала в тот день.
–Что?!
–Что слышала! Думаешь, я не в курсе, откуда мама все узнала?– Аня бросила на мать быстрый извиняющийся взгляд.– Еще как в курсе! Если бы не твой чертов эгоизм, если б не твоя тупость подростковая, мы бы сейчас, может, все вместе жили! Отец одумался бы…
–Да как ты смеешь?! В мамином присутствии… такое…
Липа сама не помнила, как сделала несколько шагов вперед. Как размахнулась и отвесила сестре пощечину.