их поведет царская дочь.
– У нас и знамен-то нет, – устало пробормотала Лита.
– Ну, нет. Но ведь мы идем на эту войну не просто так. Ты сама говорила: нельзя всю жизнь прятаться и бояться, надо прогнать их раз и навсегда.
– Да, – вздохнула Лита. – Да.
Потом она хмыкнула:
– Скажи этому бешеному, – кивнула в ту сторону, где остался стоять Харза, – что я немного учила суэкский, но специально не показала этого чужакам. Послушаю, что они говорят между собой. Пусть не думает, что я такая уж доверчивая.
И, вскинув голову, Лита встала и пошла к своему шалашу.
Кьяра
Лангур был прав: весть о том, что на битву с урфами их ведет вторая царская дочь, скоро разнеслась по всем пределам. Стали прибывать новые люди, сразу приходили к ней, присягали на верность, называли «светлая ралу» и «Тимирилис». У Литы слегка кружилась голова от всего происходящего, и она чувствовала непомерную усталость. Но она помнила слова Ярсуна и Алоики о том, что власть развращает, и старалась во всем советоваться с Лангуром, Харзой, Тордьеном, Висой и Гленом.
Глен оказался незаменимым помощником, и Лита с Лангуром часто обсуждали, что его им послали сами боги. Он стал учить рукопашному бою всех мужчин, показал, как лучше затачивать копья и стрелы, объяснил, что вокруг лагеря всегда должны стоять дозорные, разбил всю армию на сотни и во главе каждой поставил командиров, одобрил идею лучников, которые зайдут к врагу с тыла. Отобрал лучников, мечников и тех, кто более искусен в рукопашном бою и кто мог бы стать разведчиком. Каждую группу тренировал отдельно, каждому показывал какие-то хитрые приемы.
– Где ты всему этому научился? – как могла, спросила Лита.
Рия, которая уже выучила много альтийских слов, перевела его ответ:
– Он учился военному ремеслу много лет, ралу.
– Много лет? – удивилась Лита: Глен был немногим старше ее самой.
– В Суэке некоторые учатся этому с рождения, – вздохнула Рия.
Рия ходила за Гленом как тень. Он, конечно, старался учить альтийский, но языки давались ему тяжело, Рия же все схватывала на лету. Часто она напевала, и Лита слышала, что у нее прекрасный слух и красивый голос. Лита открылась им, что немного знает суэкский, и теперь учила Рию альтийскому, как могла, чтобы Глен не тратил время на это, а обучал их мужчин военному делу. Да и Рия будет чувствовать себя нужной.
Именно Глен подал идею приручить дугов.
Дуги жили на равнине между Лесным пределом и горами. Они были выносливы и непугливы, они могли бы, наверное, везти телеги с провизией и ранеными…
– Любая конница сильнее пехоты, – сказал Глен, и Лита кивнула. Она помнила это из уроков военного дела, на которых сидела иногда вместе с братом. Да, дуги бы пригодились. Но как их приручить?
– Разреши мне, ралу, – попросил Тонта. – Я люблю животных, они меня слушаются.
Лита переглянулась с Гленом и кивнула. Даже если ничего из этой затеи не получится, так хоть Тонта, рвущийся в бой, будет занят делом. Тонта был счастлив. Тут же напустил на себя важный вид, взял на подмогу Ялу и еще двух мальчишек и ушел на равнину. Их не видели целый месяц, а потом они вернулись и привели с собой двенадцать дугов. Тонта сказал смущенно:
– Больше пока не получилось, ралу, но…
– Этих пока достаточно, спасибо, Тонта!
– Вот этого я подготовил для тебя. Он самый умный и красивый, его зовут Тималас – Ночной Ветер. Тебе нравится?
И он подвел к Лите высокого дуга с шелковистой светлой шерстью. Солке насмешливо фыркнул. Лита погладила дуга с благодарностью. Дикое животное будет служить ей. Справится ли она с ним?
– Спасибо, Тонта.
Она рассеянно гладила дуга по морде, а сама думала о Лангуре: месяц назад они с Тордьеном ушли в Горный предел – договариваться о сигнальных огнях. С тех пор о них не было известий. Лита тосковала и нервничала. А тут еще эта незнакомка, появившаяся из ниоткуда.
Она пришла на исходе месяца микаты, одна, вышла из леса. Караульный услышал ее издалека – она кричала, звала кого-то – и, как и научил их Глен, бросил ей в голову камешек. Небольшой, но, попав в нужную точку, он лишал человека сознания. В который раз Лита поразилась знаниям Глена и поблагодарила богов, что он попал к ним. Караульный позвал Глена, и оказалось, что это их с Рией знакомая, чуть ли не сестра. Лита с трудом разбирала быструю суэкскую речь, но то, как Рия плакала, обнимая девушку, было красноречивее слов. Похоже, они считали ее погибшей. Очень бережно Глен перенес ее в свой шалаш. Рия побежала за водой и кашей, сидела около нее, пока та не пришла в себя. А Лита пряталась за ралутой поблизости и кусала губы. Если эта их сестра пришла за ними и уведет сейчас обоих обратно в Суэк… Без Глена будет тяжело. Он научил их так многому! Он все умел! И Рия прижилась у них. Пела песни, играла с детьми, быстро учась альтийскому. Лите не хотелось их терять. Войско росло, каждый день к ним приходили все новые и новые люди, часто целыми семьями, и она боялась не справиться со всем. Теперь все называли ее «ралу» и «светлейшая», только Лангур по-прежнему – «Тимирилис». И ей это нравилось. Будто у нее появилось тайное имя, только для него.
Лангур все не возвращался.
Харза тоже нервничал.
– Поговори с ней, – сказал он, кивая на шалаш Рии и Глена. – Может, она и не затем пришла, чтобы забрать их у нас.
– Они не пленники, Харза.
Харза точил нож, хмурился.
– Трудно будет без Глена, – сказал наконец. – Он настоящий полководец. Ты нужна, чтобы вдохновить всех на битву, но по-настоящему сражаться умеет только Глен.
– Да знаю я.
– Поговори с ней. Ты – светлейшая ралу. Я уверен, она тебя боится.
Боится… Как бы не так! Эта девушка с глазами цвета морской воды и полными такой тоски, что хотелось взять ее на руки и долго шептать на ухо ласковые слова, похоже, никого на свете не боялась. Она не склонила головы, хотя и Рия, и Глен почтительно приветствовали Литу, когда та подошла к ним, и смотрела с вызовом. Лита усмехнулась. Похоже, у них много общего с этой…
– Это Кьяра, – сказала Рия и продолжила, мешая альтийские и суэкские слова: – Она искала нас, потому что думала, что мы погибли… в одной битве. Она как сестра мне и очень волновалась за нас. Она хочет, чтобы мы пошли с ней, но нам нет места в том мире, ралу, мы с Гленом хотим остаться на твоей земле. Позволь.
Лита ничем не выдала, какое облегчение испытала,
