Зато теперь догадываюсь, по какому критерию попадают в команду Леона.
Так вот, я точно в нее не впишусь. Подобного хладнокровия у меня нет. Из плюсов — нащупала слабое место Дана и буду в него бить, пока не добьюсь своего. Вопрос лишь в том, добьюсь ли. И какой ценой.
Наплававшись, Дан идет к шезлонгу. Залпом выпивает почти всю воду из графина на столе и, взяв полотенце, вытирает влажные волосы.
— Если не выдашь мне ноутбук и не поможешь поговорить с отцом хотя бы минуту, я закончу то, что ты вчера предотвратил.
В меня будто тысяча чертей вселилась, и они хором подстрекают совершать новые глупости. Наверное, деградирую без мозгового штурма и работы. Или мне нравится доводить Ярошевича. Кроме него ведь некого.
Раздается шумный вздох, а затем пустой графин вдребезги разлетается на осколки, потому что Дан со всей силы швырнул его на пол.
— Чтобы я слышал это в последний раз, ясно?
— А то что?
Нет, во мне не тысяча чертей, их больше. И все жаждут расправы над этими твердолобыми мужланами с камнями вместо сердец.
— Если Леон с тобой спит и пытается отвести от тебя угрозу, это не означает, что так будет всегда. У всякого терпения есть предел. И у моего тоже. Вчера ты поступила крайне глупо. Заставила усомниться в твоих умственных способностях. Неужели так сложно просто сидеть и ждать?
— Ждать чего? Знаешь ли, я живой человек, у которого есть эмоции. Если вы привыкли разруливать подобные дела, сажать людей, ломать их жизни, а может, даже убивать, то я нет! К тому же это мой отец, да и с Леоном мы больше не спим. Он дорогу сюда забыл. Сколько дней прошло после его отъезда? Или недель? Ой, месяцев?..
— Лет, блядь! — злится Ярошевич. — Прояви благоразумие. И хватит меня провоцировать. Дамианис решает накопившиеся вопросы, для этого необходимо время. А я, вместо того чтобы ему помогать, сижу здесь и сторожу тебя.
— Видимо, вопросов очень много, да? — ерничаю я.
Дан опять шумно вздыхает, оглядывается, словно в поисках, что бы еще разбить. Не найдя ничего, он просто уходит. Слышно, как отдает распоряжение Зифе, чтобы прибралась и присмотрела за мной.
Вот и поговорили. И так каждый раз. Такими темпами скоро до поножовщины дойдет. Мы оба заведены и недовольны друг другом.
Я ведь и впрямь о многом не прошу — всего лишь поговорить с отцом. Даже смирилась, что не смогу сбежать. А еще втайне тешу себя надеждой, что все так затянулось и Леон не кажет носа на остров, потому что помогает моему отцу выйти из этой передряги с минимальными потерями. Ради меня.
Да, я влюбилась. А влюбленные отказываются верить в плохое. Но нервы уже сдают.
Вчера на яхте испугалась ужасно. Еще и Дан орал как сумасшедший. На мои оправдания, что это произошло случайно, он не реагировал. В гневе отослал Леону видео, как я кашляю, наглотавшись воды, и в красках рассказал о случившемся. Вспоминаю сейчас, и стыдно.
Чем дольше я нахожусь на острове под присмотром человека из команды Леона, тем сильнее хочется верить, что это все действительно не просто так. Дамианис ведь умный и расчетливый, у него наверняка есть план. А еще — чувства ко мне.
Но как же тяжело дается ожидание! И знать бы, чего жду. Я хочу доверять Леону, но боюсь в итоге получить еще один урок на всю жизнь. Их и без того хватает.
Ближе к вечеру решаюсь на откровенный разговор с Ярошевичем. А что еще делать? Как-то достучаться до него необходимо. Остается поплакать, надавить на слабое место. Но не так прямолинейно, как я это сделала вчера. Чуть мягче, через жалость. Ощущаю себя капризным ребенком, у которого отняли все игрушки и самого, бедолагу, закрыли в наказание в пустой комнате. Радоваться красивому небу над головой и бескрайним просторам океана больше не выходит.
Прихватив с кухни любимый десерт Дана, переступаю порог кабинета и располагаюсь в кресле рядом, а не напротив. Можно было бы попробовать зайти с алкоголем: Ярошевич любит расслабиться хорошим виски. Хотя в последние несколько дней очень жарко, пить в такую погоду он не станет. Следит за здоровьем в отличие от некоторых.
— Зифа испекла пирог, который тебе понравился, и попросила принести к чаю.
Дан отрывается от бумаг и окидывает меня быстрым взглядом.
— Это всего лишь предлог? — Он будто видит насквозь.
— Предлог, — соглашаюсь, напоминая себе, что хоть и пришла говорить по душам, не все мысли и эмоции надо выражать вслух. — Для начала хочу извиниться за вчерашнюю выходку. Я не настолько глупая и не такая отчаянная, чтобы в молодом возрасте закончить свою жизнь. Просто внутренний протест достиг пика. В такие моменты сложно себя контролировать. Ну и еще у меня отняли возможность работать, заниматься тем, что люблю. Я оказалась в непростой ситуации и не знаю из нее выхода. Может, ты подскажешь, как себя вести? К тому же я должна Леону денег… Морально очень тяжело нести подобный груз... — Пускаю слезу.
Дан сжимает челюсти и долго смотрит мне в лицо. Это похоже на пытку. Выдерживаю каким-то чудом.
— Ничего ты ему не должна. Все? Иди.
— Как это? — Я всхлипываю сильнее.
— Вот так. Гроу в курсе, что ты у Дамианиса и что с тобой все в порядке. Он пообещал выплатить долг. Никто не знает, что ты его дочь, но, если это всплывет, твоя жизнь круто изменится. Прямиком с острова отправишься к Маршаллу. Это в лучшем случае. А в худшем тебя сразу захотят устранить. Твой отец замешан в серьезных махинациях. Один неверный шаг, и не только сама под ударом окажешься, но и все мы. О таком ты не думала? Только о себе и своей нелегкой судьбе?
Честно говоря, да. Только о себе и думала. Люди ведь по натуре эгоисты.
— И как мне быть?
— Никак. Просто ждать. Леон делает все, что в его силах. И без финансового директора, которому поручил присматривать за одной сумасбродной девицей, ему сейчас вдвойне нелегко.
— Если долга не станет, это значит…
— Что ты будешь свободна и сможешь стать частью команды. Ты — это Антонина Громова. Александра Гроу по другую сторону баррикад и быть одной из нас не может.
Закусываю губу, чувствуя, как в груди становится тепло от столь радужных перспектив. Хорошо, что
