Или у вас это что-то такое значит? Я буду между вами лежать… и никто не будет чувствовать себя обездоленным.
“И пусть никто не уйдет обиженным”.
— Ну… давай попробуем, — первым сдается Мар и, не дожидаясь Раша, вытягивается на боку у стены. Я выжидательно смотрю на второго.
Раш вздыхает, трет лицо ладонями… А затем гасит свет и опускается на кровать ко мне спиной.
— Расскажешь кому… — произносит он в опустившейся темноте.
— Издеваешься? — мгновенно отвечает Мар.
— Нет.
— Ау, — практически зажатая меж двух огненных тел я очень, очень жалею о своем предложении, но идти на попятную уже поздно. — Это что, все-таки что-то крамольное?
— ?
— Что-то постыдное? Неприемлемое?
— Не то чтобы…
— Скажи ей.
— Ты скажи.
— …
— Мне кто-нибудь объяснит?
— Лечь в одну постель, неважно с кем — показать готовность к интимной близости.
— Ох…
— Только попробуй распустить лапы…
— Нужен ты мне.
Я лежу между ними, вяло переругивающимися… пот расплывается по лбу, вискам и загривку… я смогу так заснуть? Я смогу вообще пошевелиться, когда можно случайно коснуться любого из них и тогда…
Что тогда?
— Надо поставить тебе холодилку… у меня знакомый занимается… сделает скидку…
— Давно пора… скинь контакты…
— Поддерживаю, что бы это ни было, — бормочу я тяжело.
— Может, постелить тебе внизу? Там прохладней будет.
— И оставить вас тут вдвоем? — несмотря на жару, во мне назревает нехорошая шутка. — А если утром окажется, что жена вам уже не очень-то и нужна, когда есть крепкая мужская дружба?
С обеих сторон — возмущенное бульканье. Хах… хотя бы в чем-то они солидарны…
Я медленно погружаюсь в вязкий полусон; в нем все еще слишком много мыслей, слишком много тревоги от неопределенности… мы стоим в самом начале очень большого, очень долгого пути, такие разные и так крепко связанные, бросить одного — потерять всех. И все что мы можем — это падать, подниматься, снова падать и надеяться… надеяться, что когда-нибудь мы сможем оторвать глаза от дороги, поднять голову…
Поднять голову — и увидеть над ней небо в алмазах.
5-0
… Праздник Отчего огня решили все-таки провести — и посвятить всю его религиозную часть памяти погибших. Долгое горевание не характерно для туров в принципе, “все из камня и все в камень” — так тут говорят. Дома отстроились с какой-то сверхъестественной быстротой, инфраструктура восстановилась еще быстрее — и вот о катастрофе уже напоминают только башенки из черной породы, сложенные на пороге жилища тех, кто потерял в ней близких. Проходя мимо таких, я невольно отвожу глаза — как будто случайным взглядом можно зацепить, содрать корочку с чьей-то едва затянувшейся раны.
— Не бери в голову, — Раш тянется ее взлохматить, я подавляю порыв увернуться. — Треснет еще.
— …ага.
— Это не твоя беда.
— Знаю.
— …все равно больно?
— …
— Да чтоб меня…
… Раш все время ерошит волосы — а Мар все время их приглаживает. Раш все время скалится, став на себя прежнего похожим чуть больше, без конца шутит, но я не смотрю и не слушаю — я вижу только день за днем медленно светлеющие полосы на его шее и руках. Мар напротив, больше отмалчивается, больше вглядывается в меня, ловит каждый взгляд и каждый жест — и мне неловко, неуютно от такого внимания. Но я ничего ему не говорю словами, потому что каким-то чутьем понимаю — ничего не изменится, пока он сам для себя не поймет, что по-прежнему важен для меня.
— Как… твое плетение?
— Ну, как сказать…
Я накрываю ладонью клубок нитей, задвигаю за спину корзинку. Первый раз вижу Мара с такой неловкостью на лице.
— … не покажешь?
— Это… потом, когда закончу.
— … ладно.
… Раш деликатностью не отличается — сует нос мне под руку без всяких расспросов и расшаркиваний, за что по нему и получает — больно мне, до всхлипа — что дает только лишний повод надо мной поиздеваться. Но издевки эти беззлобные, ими он по привычке прячет тревогу, нервозность — он как на минном поле в этих странных отношениях.
Все мы — словно на минном поле.
Вечерами, когда выключается свет и чуть слышно рокочет холодильная машина, мягко снижая температуру в комнате до свежести осеннего утра (и отчего только раньше не поставили?.. такая благодать…), мы лежим в постели, неловкие, застывшие, словно любое движение может расколоть на части эту постель, пол под ней, дом, землю… Я уже расколота — и не знаю, что с этим делать, как с этим жить, и каждое мгновение проношу сквозь себя бушующим потоком воды… В воздухе между нами — не напряжение, но тяжесть неловкого касания, неловкой близости. Я медленно поглаживаю ладонь Мара кончиком пальца, беззвучно, почти бестелесно, но Раш это чувствует — не хочу знать, каким образом — и сплетает мои пальцы со своими, они тонут в жарком жерле его ладони. Раскол внутри ширится, плавится — как еще трещина не пошла между ребер?
Как еще на кровати не лежит две половинки меня?..
К такому наверное… невозможно привыкнуть… когда прикосновение с одного бока всегда означает жадное объятие с другого… в такие минуты я слышу легкое клокотание с обеих сторон — костяные наросты туров непроизвольно приподнимаются, делая их еще крупнее, а мне хочется склубочиться, утечь куда-нибудь, но с этой подводной лодки некуда деться.
Я вздыхаю еле ощутимо — Мар приподнимается на локтях рядом, Раш что-то ворчит и сжимает руку крепче, скоро отнимется уже, идиот…
Руку я не забираю, как могу успокаивающе поглаживаю Мара по запястью — спи, все хорошо.
Все… ведь правда хорошо?
5-1
— Занята?
Я поднимаю голову — тетрадь с древними символами надолго приклеила подбородок к ключице — и шею стрельнуло болью. Я уверена, что лицо даже не дрогнуло — но Раш все равно поджимает губы и забирает конспект. Поначалу разъедавшие глаза и мозги символы постепенно из несуразного сплетения черточек, штрихов и завитков начинают превращаться в гармоничную систему — и учить новые становиться проще.
— Хватит на сегодня.
Я решаю не спорить — с ним бесполезно.
— Ладно. Что ты хотел?
— Да так… ничего особенного…
Он мнется, отводит глаза… Так, стоп. Раш — мнется? Отводит глаза? Он-то?
— Что стряслось? — я поднимаюсь на ноги быстрее, чем думаю. Может, натворил что? Зная его уже чуть лучше, я вправе ожидать практически чего угодно. — Опять подрался с кем-то?
— Я идиот по-твоему?
— …
— Ты серьезно?.. Шерхи… нет, идиот конечно… но не до такой же степени…