мой граф…
– Опустить оружие, я сказал! – прорычал он. Атис еще никогда не видел его таким встревоженным. – Сирша? Неужели это ты?
Существо молча смотрело на графа. Волны ненависти, исходившее от него, ощущались кожей.
Эйлит, тоже предчувствуя неладное, помогла наместнику встать на ноги. Он все еще чувствовал себя выдохшимся, и к грядущему сражению готов не был. Благо меч еще оставался при нем.
– Сирша, милая, кто с тобой это сделал? Циглер? – голос графа смягчился и стал сладким, как патока. – Это все его вина? Хочешь, я накажу его? Давай вернемся в замок, и я сразу казню его!
Существо замерло на месте, будто внимая словам хозяина Марого острога.
– У вас нет прав казнить мага, каким бы тяжким ни был его проступок, – вмешался наместник. Отчего-то в словах графа он не сомневался: Теодор и вправду казнит обережника, стоит этой твари согласиться. Только вот обещания графа ничуть не успокоили ее, а лишь больше разозлили – камень опасно засиял.
– Не вмешивайтесь, минейр, – проскрипел граф сквозь зубы и приблизился к ней на шаг. – Я должен знать, кто сотворил это с ней!
– Она не разговаривает, – тихо отозвалась Эйлит. Она, как и Атис, ожидала худшего, и внутри у нее словно сжималась медная пружина, все сильнее и сильнее с каждой проходящей минутой. – Я пыталась узнать, что с ней случилось, но она напала на меня. Будьте осторожнее, мой граф.
– Сирша, ответь, умоляю, – не слушая, упрямо продолжил Теодор и сделал еще один шаг. – Я не причиню тебе вреда, ты же знаешь.
Существо, не отрываясь, смотрело на него, будто раздумывая, стереть ли его с лица земли или же оставить в живых. Безмолвие все длилось и длилось. Атис сжимал рукоять меча, готовясь молниеносно вступить в бой. Чего она хотела? Понимала ли слова? Как угадать ее намерения?
– Вот так, – граф приблизился и положил руки ей на плечи. Он без страха смотрел в изуродованное лицо, будто видел черты той девчонки-служанки, которой она когда-то была. – Видишь? Все хорошо. Мы отвезем тебя обратно в Марый острог и попробуем что-нибудь придумать…
Глаз Сирши ослепительно засиял, готовясь выпустить новый луч, на этот раз в графа. Теодор понял это за мгновение до выстрела. Выудил кинжал и вонзил в «лицо».
Похоже, он метил в камень, надеясь избавить несчастную от такого губительного союза, но промахнулся. Несмотря на торчащую из черепа рукоять, Сирша все еще не издавала ни звука, только подняла «лицо» к небесам, будто там ее ждало спасение. Затем она дернулась и резким движением вынула кинжал. На землю прыснула струя маслянистой крови.
В этот момент Атис скользнул к ней, чтобы убить окончательно.
Один удар, четкий и быстрый. Всего один удар. Как учил отец.
Запела сталь, закричала Эйлит, и крик этот раскатился по лесу, будто стон раненого зверя. Лезвие упруго вошло в плоть и, встретив легкое сопротивление позвонков, прорезало ее насквозь. Раз, и все.
Раз, и все.
Все…
Голова соскользнула с плеч и с глухим звуком упала в хвою. Из шеи прыснул родничок крови, тело завалилось, падая, но какая-то сила все еще удерживала его в воздухе. Атис разглядел на обожженном шейном мясе светящиеся синие прожилки.
– Господи, – прошептала Эйлит и закрыла ладонями глаза. – Господи, ну почему…
Тело зависло, никак не соглашаясь умирать, и тогда Атис решил помочь ему. Шамшир вошел в спину и вышел из груди, под сердцем. Тело затряслось, забилось в агонии, задергало плечами в предсмертном танце. Наместник толкнул его сапогом, вытаскивая клинок и позволяя несчастной, наконец, упасть. Она шевельнулась в последний раз и затихла.
Прожилки магии на шее погасли. Все было кончено.
– Мне очень жаль, Теодор, – произнес Атис, надеясь хоть как-то заполнить звенящую тишину. – Но она слишком опасна. Вы видели, на что она способна.
Граф, чье лицо оказалось перепачкано в крови, скривился:
– В который раз я это слышу от вас, наместник? Там, где вы, всегда неприятности!
– Не я источник этих неприятностей, уж вам ли не знать.
Теодор не стал спорить. Лишь вытер лицо предложенным Эйлит платком.
– Простите, если лезу не в свое дело, – робко начала та. – Мне кажется, она напала на меня из-за Циглера.
– Что ты сказала? – граф обернулся на девчонку. Кровь на его лице засохла, став похожей на алую театральную маску. – Повтори-ка!
– Ей очень нравился Эрик Циглер, – тверже произнесла Эйлит и взглянула на наместника, словно ища поддержки. – Я видела, как она смотрела на него. К тому же, напав, она сломала мне руку, – и девчонка показала плечо, которое, конечно же, уже давно зажило, – совсем как я Эрику в день нашего знакомства… Мне кажется, она хотела отомстить.
– Отомстить за что? – нахмурился уже Атис. – Чем вы перед ней провинились?
– Она ревновала Эрика ко мне, – отозвалась Эйлит и залилась краской по самые уши. – Я знаю, звучит глупо, но… но так оно и было.
– Она?.. К тебе? – Теодор, словно все еще не веря, вскинул брови.
– А вам не кажется, что она прилетела сюда только для того, чтобы убить вас?
– Если бы она хотела убить меня, сделала бы это сразу, как только увидела, – парировал Теодор и недовольно взглянул на Эйлит. Атис же про себя добавил: «Или просто растягивала удовольствие». – А Эрик Циглер отвечал ей взаимностью?
– Нет, он… Он даже не знал о ее чувствах, – мрачно ответила она. – Вы же знаете его. Он иногда такой… олух.
Граф, до того внимательно слушавший, вдруг расхохотался так, что у Атиса чешуя на спине встала дыбом. Поводов для подобного веселья у них не было.
Теодор некоторое время всматривался в лоскутки неба, видные сквозь паутину веток, что-то ища там, а затем задумчиво произнес:
– Здесь недалеко чертов могильник. Оставим ее там. Раз она была заражена магией монстров, скорее всего, тело не будет гореть. Не получится проститься с ней, как подобает.
– Как прикажете, – кивнул Атис, размышляя о том, как все безобразно в самом деле получилось. – Если вам еще что-то нужно…
– Как думаете, Циглер может быть к этому причастен?
– Не знаю. Сомневаюсь, что он мог бы сотворить такое.
Граф задумался. Затем поднял за волосы голову несчастной служанки и повернул лицом к Атису:
– Узнаете этот камень, минейр? Именно он был в мече Циглера. В нем три звезды.
Атис не нашел, что ответить. Не мог он предположить, что все так обернется. Три звезды! Выходит, это он обознался, когда сказал Циглеру, что его меч – самый обыкновенный.