кот, и я защищался.
— Ага, а потом он набросился и на Фелувил, как только вытащил голову из стены. А затем стал кидаться на всех остальных: на клиентов, на девиц. Разнес почти все заведение. Еще и глотки разодрал двум собакам. Кстати, мне их слегка жаль.
Облизнув губы, Шпильгит ткнул пальцем в сторону Акля:
— А ведь я их предупреждал! Разве нет? Котоящеров не одомашнить! Они злобны, коварны, обладают дурным нравом, и вдобавок от них воняет, как от заплесневелой змеиной кожи.
— Я не почувствовал никакой вони, — сказал Акль.
— Рыжика убили?
— Нет, он сбежал, но Фелувил поклялась, что проткнет его насквозь, если он когда-либо попытается вернуться, и тогда Фелитта снова ударилась в слезы, а девицы все разбежались, особенно после того, как клиенты начали требовать назад деньги или, по крайней мере, компенсацию за ранения и прочее.
— А что все это время делал Хордило?
— Его не было: он сопровождал того слугу в крепость. Сказал, что не видел ничего подобного с тех пор, как от него ушла жена. Хотя он никогда не был женат.
— Это было еще до меня, — пробормотал Шпильгит, пожимая плечами и глядя в маленькое заледеневшее окно. — В любом случае, если я вернусь с тобой, Фелувил меня убьет.
— По крайней мере, это поднимет ей настроение.
— Еще одно доказательство того, что все заботятся только о себе! Поэтому все так и ненавидят сборщиков налогов. Единственный раз людей просят что-то отдать, а они начинают смотреть зверем и нести всякую чушь про грабежи, вымогательство, продажность и прочее. Прижми любого мужчину или женщину, и они все мигом начинают скулить, стонать, жаловаться и рыдать. Да они скорее кровью истекут, чем заплатят хоть монету в казну!
— Прости, Шпильгит, но что ты хочешь этим сказать? Ты же не собираешься обложить меня налогом? Я, вообще-то, мертвец.
— Да никакой ты не мертвец!
— Другого я от сборщика налогов услышать и не ожидал.
— Думаешь, нам неизвестны подобные уловки? Притвориться мертвым, чтобы не платить? Считаешь нас всех идиотами?
— Я никем не притворяюсь. Меня повесили. Ты же сам видел. Повесили насмерть. А теперь я вернулся — может, чтобы преследовать тебя, подобно призраку.
— А меня-то с какой стати преследовать?
— Как думаешь, сколько проклятий на тебе висит, Шпильгит? Сколько демонов ждут тебя после смерти? Сколько огненных бездн и котлов с кислотой? Мучения, которые ты доставляешь другим в этой жизни, вернутся к тебе тысячекратно в тот день, когда ты шагнешь во врата Худа.
— Чушь! Мы скармливаем вам это дерьмо, чтобы нам сходило с рук все, что заблагорассудится. «О, в конце пути меня ждет кара!» Все это бред собачий, Акль. Как ты думаешь, кто изобрел религию? Сборщики налогов!
— А я думал, религию придумали деспоты-иерархи, одержимые идеей власти, чтобы оправдать свое превосходство над порабощенными подданными.
— Это те же самые люди, Акль.
— Непохоже, что ты повелеваешь кем-то из нас, Шпильгит.
— Потому что вы отказываетесь признать мою власть! И виновен в этом повелитель Клыкозуб Коготь!
— Фелувил говорит, что хозяева того слуги якобы собираются убить Клыкозуба.
Шпильгит наклонился вперед:
— Что, правда? Давай уже сюда эти дрова, чтоб тебя. Немного тепла нам точно не помешает. Рассказывай!
Пока Подлянка и Биск Молот трудились на веслах, Лишай сидел на носу, вглядываясь прищуренными глазами в берег впереди.
— Похоже, какой-то собиратель, — хрипло проворчал он. — Вряд ли он представляет для нас угрозу. А это их лодка, вытащенная на песок.
Лишай знал, что вопросов не избежать и ответов тоже, даже если ему придется вспороть им животы и вытащить потроха. И самое главное — не избежать расплаты. Он яростно поскреб густую бороду, ощупывая кончиками пальцев маленькие красные колечки на щеках. Придется снова их вырезáть — задача не из приятных, но избавиться от них до конца ему так и не удалось. Клятые лишайные черви знали, когда им грозила опасность, и в панике откладывали яйца, отчего колечек на его лице и шее становилось лишь больше. Это стало частью его жизни, вроде стрижки волос или стирки исподнего — раз в месяц с тех пор, как он себя помнил.
Но когда они вернут украденную у них добычу, он вполне может найти хорошего лекаря. Искусного целителя, владеющего магией Пути Денул, который за хорошее вознаграждение избавит его от лишая, давшего ему имя. За деньги можно приобрести все, что угодно, даже вернуть былую красоту, и он знал, что однажды снова станет красавцем.
— Мы почти на месте! — крикнул Лишай через плечо. Собиратель притащил на край похожего на полумесяц берега большой камень и оставил его там, где на песок накатывали волны, а затем вернулся назад, ожидая новоприбывших. Его плащ из овчины развевался на ветру. — Вообще-то, этот тип уже старик. Когда-то был здоровяком, и, вполне возможно, опасным, но с тех пор прошли десятилетия. И все же не будем спускать с него глаз. Мы слишком близко к цели, чтобы все вдруг пошло наперекосяк.
Они преследовали «Солнечный локон» от самого Побора. Оставленные на верную смерть всего лишь в броске веревки от корабля, они видели, как их товарищи Пташка Пеструшка, Густ Хабб и Хек Урс смотрели на них, стоя у борта, и ничего не предпринимали — просто наблюдали, как они тонут.
«Но мы не утонули, — подумал Лишай. — Нас не так-то легко утопить. Мы все вместе, во главе с Сатер, похитили сокровище Певунов, но затем нас предали, и теперь мы хотим его вернуть. И мы восстановим справедливость, будь я проклят».
Посмотрев налево, он взглянул на остатки «Солнечного локона». Этот обреченный, прóклятый корабль преследовали не только они. У них случилась стычка с Певунами, но буря разделила их, и, если боги решили улыбнуться, Певуны отправились в черный мир ила и костей в тысячах саженей под водой. Так или иначе, никаких следов этих уродов после первой ночи бури они не видели.
Все ощутили резкий толчок: баркас тяжело врезался в песок.
Подлянка встала, откинув назад соломенные волосы, и выгнула спину. Повернувшись, она взглянула на собирателя и фыркнула:
— Неплохая шапка. Хочу такую.
— Потом, — бросил Биск Молот, перелезая через борт и идя по воде к берегу.
Лишай последовал за ним.
Биск достал из ножен двуручный меч и подошел к собирателю.
Тот испуганно попятился:
— Эй, я ничего такого не делал! В чем дело?
— Все просто, — сказал
