и переманить к себе лучших специалистов.
Упомянул я Молотову и о том, что необходимо наращивать трудовую дисциплину. И вообще, партийцам нужно делать побольше практических дел и говорить поменьше пустых слов. Тогда и в народе их больше уважать будут. Для увеличения производительности труда всех пьяниц, прогульщиков, летунов и прочих нарушителей трудовой дисциплины я предложил высылать осваивать Сибирь не по суду, а сразу по решению месткомов предприятий после второго строгого выговора с занесением в личное дело. Причем, оформлять это следовало не как репрессивные меры, а просто в качестве обязательной рабочей командировки на определенный срок на стройки коммунизма с предоставлением на месте койки в бараке. А если нарушитель дисциплины отказался, то сразу увольнять его или ее с пометкой в трудовой книжке, которые я тоже предложил Молотову ввести повсеместно. Их уже пытались вводить с 1918 года, но в 1922 году отменили, заменив простенькими расчетными книжками. И если снова сделать трудовую книжку обязательным документом, записи в котором легко перепроверить, тогда «ссыльные» отправятся в далекие края по решению трудовых коллективов и никуда не денутся, поскольку в книжке будет соответствующая запись, законодательно обязательная к исполнению. А если нарушитель проигнорирует решение трудового коллектива, то останется без зарплаты и без талонов на дефицитные товары, которыми, по моей мысли, каждое предприятие должно стараться удерживать своих работников. Иными словами, я предлагал постепенно организовывать на советских предприятиях здоровую корпоративную атмосферу, чтобы каждый честный работник мог со временем гордиться принадлежностью к своему коллективу, и чтобы сам коллектив решал гораздо больше, чем было в моей прошлой жизни. Так что вся власть советам на предприятиях! А если коллективы станут сами жестко бороться с нарушениями, тогда никто потом не свалит на чекистов проведение массовых репрессий. Ведь решения будут принимать трудовые люди на своих собраниях, то есть сам народ! Молотов выслушал меня внимательно, со всем соглашаясь.
После Молотова я позвонил Рыкову, предложив ему оставить пока в покое НЭПманов, установив предел их личного обогащения жестким прогрессивным налогом. Еще предложил председателю совнаркома убрать с мелкого бизнеса лишние проверки, чтобы, наоборот, развивать его и поощрять. Высказал и мысль, что весь самый крупный бизнес должен контролироваться государством, чтобы у государства находились контрольные блокирующие пакеты акций. А государственные представители в советах директоров обладали бы правом решающего голоса.
Еще я объяснил Рыкову, что надо бы внедрять плановую экономику с хорошо налаженной обратной связью, чтобы планы не склоняли к припискам на местах, а отражали бы реальные потребности на ту или иную продукцию. И что необходимо развивать повсеместно в Советском Союзе не только электрификацию, а также дорожную сеть. Причем, между самыми важными промышленными центрами нужно строить скоростные трассы с большой пропускной способностью.
Упомянул я и о том, что думать нам надо, как бы поскорее найти и запустить в эксплуатацию новые месторождения полезных ископаемых. К тому же, нужно не бояться привлекать иностранных специалистов ради строительства автомобильных, авиационных и радиотехнических заводов, которые СССР сам построить быстро не сможет. И следует ускоренно оснащать иностранными станками производства, выпускающие станки и оборудование для того, чтобы в недалеком будущем молодое поколение отечественных специалистов, обученных на первых порах теми же иностранцами, могло уже самостоятельно налаживать новые производственные мощности и технологические цепочки на отечественной материально-технической базе.
Еще я сказал Рыкову, что в сельском хозяйстве нельзя скопом под одну гребенку грести всех кулаков. Наоборот, крепких хозяйственников надо назначать председателями колхозов, а сами эти колхозы создавать не разрушая, а дополняя успешные хозяйства имуществом и силами остальных колхозников. А вот спекулянтов, придерживающих урожай ради барышей, надо раскулачивать безжалостно, высылая подальше. Вместо этих посредников-паразитов нужно вводить государственные заготконторы, которые будут скупать урожай для хранения и дальнейшей переработки напрямую и по приемлемым для крестьян ценам, постепенно создавая крупные государственные сельскохозяйственные холдинги, которые станут поддерживать баланс на государственном уровне между интересами производителей сельхозпродукции, ее переработчиками и ее потребителями. И Рыков тоже, в основном, со мной соглашался.
Больше часа я потратил на телефонные разговоры, одновременно завтракая бутербродами, которые подала мне на подносе Эльза к чаю. Разумеется, я проинформировал Молотова и Рыкова о ходе расследования покушения на Сталина, о том, что Енукидзе был найден у любовницы, что он организовал наблюдение за караулами и доставку взрывчатки, но сделал это не по своей воле, а следуя на поводу у шантажиста, давившего на Авеля из-за его связей с малолетками. И тот самый шантажист по имени Трифон сыграл гораздо большую роль в организации покушения, не только использовав Авеля, что называется «в темную», но и пытаясь организовать похищение из Гознака огромной суммы денег. А за Трифоном стоял бывший нарком внутренних дел, на квартире которого прятался Троцкий до отправки в ссылку. Последний и был главным заказчиком преступления.
Пока я разговаривал по телефону по одной линии, Ворошилов доложил мне по другой, что Горки взяты под контроль и зачищены конницей Буденного и моими дзержинцами. Как только Глеб Бокий вернулся с задания, привезя на Лубянку арестованного Трифона Енукидзе и его подельников, мы поехали на место недавнего сражения с мятежниками. Нам хотелось убедиться на месте, что мятеж подавлен, а все его участники ликвидированы.
Ворошилов с Буденным встретили нас там, сразу доложив, что с мятежниками справились, а их командир Роберт Эйдеман арестован. Но, нашему взору предстала безрадостная картина. Усадьба была разгромлена артиллерийским огнем, главное здание и северный флигель сгорели. Верхняя часть водонапорной башни была разрушена прямым попаданием снаряда крупного калибра. Повсюду виднелись снарядные воронки, валялись обломки кирпичей, досок и мебели, раскиданные взрывами, а также прочий мусор.
Лужи крови на снегу в разных местах красноречиво свидетельствовали о немалых потерях. В хозяйственном дворе буденовцы все еще приносили и складывали в ряд своих погибших для последующей погрузки на грузовики, которые должны были скоро подъехать, чтобы отвезти павших на кладбище. А тела убитых мятежников до сих пор лежали неубранными. Впрочем, на сильном морозе, который стоял в этот день, быстрое разложение им не грозило.
Посмотрев на печальное зрелище, я спросил, не удалось ли освободить кого-нибудь из чекистов, захваченных в плен троцкистами? На что Буденный отрицательно покачал головой и лично отвел нас в подвал единственного уцелевшего флигеля показывать наших убитых сотрудников. Мы с Глебом ужасались, глядя на обезображенные трупы девушек из службы прослушки и на трупы поварих, которых троцкисты тоже не пощадили, расстреляв, как и мужчин. Еще одним очень плохим известием стало для нас то, что, как выяснилось, вся верхушка троцкистов и сам Троцкий вместе с семьями сбежали
