Перед плоским фасадом он остановился. Вытянул руки вверх, намереваясь пересечь тонкую грань между мирами города, внешним и внутренним, чтобы присоединиться к своим шпионам, разосланным на поиски. Он не верил, что сумеет найти Фабиана с Наташей или Дудочника, но не мог не искать их. Согласиться с планами Дудочника означало бы для него отказаться от собственной власти, предать себя. Если он просто придет в назначенное место, он изменит себе, потому что выйдет, что Дудочник заманил его туда, подчинил своей воле. Сол разозлился.
Он услышал шум над головой. В одном из пустых оконных проемов появилась фигура. Сол застыл. Это был Крысиный король.
Сол не удивился. Король часто ходил за ним, ждал, пока не уйдут крысы, а потом, утопая в своем бесчестье, с презрением высмеивал все, что бы Сол ни сделал; его раздражало исступленное раболепие крыс, повиновавшихся Солу, ведь раньше точно так они подчинялись ему.
Крысиный король ухватился правой рукой за маленький выступ. Он присел, опустил голову к коленям, левую руку свободно свесил между ног. Солу пришли на ум герои комиксов: Бэтмен или Сорви-голова. Силуэт Крысиного короля в обрамлении оконного проема напоминал изображение главного героя в начале рисованного эпоса.
— Чего тебе? — наконец спросил Сол. Крысиный король скользнул из оконного проема и очутился у ног Сола. Он приземлился на корточки, медленно выпрямился перед Солом и презрительно улыбнулся.
— Ну и во что ты теперь играешь?
— Пошел ты, — сказал Сол и отвернулся.
Король схватил его и развернул обратно лицом к себе. Сол ударил его по рукам, с глазами, расширенными от ярости. Настал решительный момент. Сол и Крысиный король стояли, расправив плечи, и смотрели друг на друга, готовые к бою, со сжатыми кулаками. Медленно и осторожно Сол вытянул руки вперед и толкнул Короля в грудь. Тот слегка отступил.
Сол кипел от ярости, он взревел и снова оттолкнул Крысиного короля, пытаясь повалить. Потом вдруг сильно ударил кулаком, и перед мысленным взором снова пронеслись образы отца. Тут же возникло отчаянное желание убить Короля. Сола потрясло, с какой быстротой овладела им ненависть.
Крысиный король споткнулся, а Сол быстро наклонился и схватил обломок кирпича. Вооружившись, он начал жестоко избивать Короля.
Он занес кирпич над головой Короля, оружие попало точно в цель, сбив противника с ног, тот упал и зашипел. Он тяжело перекатывался по площадке и лягался, пытаясь свалить Сола. В неистовой схватке уже невозможно было различить, где мелькают чьи руки, ноги, когти и кулаки. Сол не целился, не примерялся, только молотил неистово, чувствуя, как ответные удары Короля настигают его, а когти разрывают кожу.
От сильного удара из-под глаза брызнула кровь, в голове помутилось. Он снова обрушил кирпич, но Крысиного короля под ним не оказалось; кирпич угодил по камню и рассыпался в пыль. Сцепившись, они катались по земле. Крысиный король выскальзывал из захватов Сола и кружил, как овод, раня сотнями жестоких царапин и легко уходя от расплаты. Сол не выдержал напряжения. Он вдруг громко выругался и прекратил свои яростные нападки, поднялся и зашагал прочь по битым камням.
Еще одна жестокая неоконченная схватка. Сол не мог убить его. Крысиный король был слишком ловок, слишком силен и не рисковал драться с Солом в полную силу, чтобы не убить его. Сол был нужен ему живым, хотя Король уже начинал ненавидеть Сола за то, что его слушались крысы, а сам он отказывался повиноваться Королю.
Крысиный король что-то презрительно крикнул ему вслед. Сол даже не расслышал, что именно.
Кровь ручьями лилась по лицу из глубоких царапин, Сол обтер ее и побежал, твердо и уверенно, несмотря на неровный грунт под ногами. Он бросился к одной из стен, что возвышались перед ним, и стал взбираться по ее хрупкой плоскости, минуя те самые простые, без украшений, окна, оставляя на кирпичах длинные полосы крови и грязи. Он оглянулся на миг. Крысиный король одиноко сидел на большой куче цемента. Сол отвернулся и устремился к северной границе Лондона. Продвигаясь, он все время оглядывался по сторонам, иногда останавливался и замирал.
На крыше школы где-то за Паддингтоном, в свете случайной лампы перед Солом блеснула паутина, свисающая с перил ограждения. Она засохла и, видимо, давно стала нежилой, но на всякий случай Сол наклонился ниже и внимательно осмотрел все вокруг. Он обнаружил еще одну паутину, поменьше, но посвежее, не такую заметную, еще не успевшую запылиться от времени.
Он приблизил губы к этой паутине и заговорил, зная, что его голос будет услышан на расстоянии, как голос Крысиного короля. Пауки не шелохнулись.
— Мне нужно, чтобы вы сделали то, что я скажу, — прошептал он. — Нужно, чтобы вы нашли Ананси, нашли своего босса. Скажите, что я его жду. Мне нужно встретиться с ним.
Мелкие твари долго сидели, не шевелясь. Казалось, они колебались. Сол снова наклонился.
— Идите, — сказал он, — расползайтесь по городу.
Еще минутное колебание, потом шесть или семь пауков, маленьких и сильных, снялись в один момент. Маленький отряд спецназа дружно оставил паутину и стал спускаться по тонким нитям вдоль стен здания, пока не исчез внизу.
Фабиан дрейфовал по волнам.
Он глубоко ушел в свое подсознание. Тело иногда давало о себе знать вонью, болью или зудом, но, в общем-то, он даже не вспоминал, что у него есть тело. Он не сознавал почти ничего, кроме непрерывного движения, то качался, то куда-то проваливался. Фабиан не понимал, происходит все на самом деле или это плод его сознания, убаюканного течением.
Фоном к гипнотическому раскачиванию был драм-энд-бейс. Саундтрек звучал непрерывно — один и тот же заунывный, невыразительный мотив, который он слышал на Наташиной лестнице.
Иногда он видел ее лицо. Девушка склонялась над ним, легко кивая в такт музыке, смотрела невидящим взглядом. Иногда это было лицо Пита. Тогда в горло вливался суп, тонкая струйка текла мимо рта, Фабиан жадно глотал.
Почти все время он лежал на спине, отдавшись во власть покачивания. Он почти ничего не видел, только лежал на спине и слушал джангл, звуки рождались совсем недалеко, обвивались вокруг него, заполняя тесное, затхлое, пахнущее гнилью пространство.
Фабиан подолгу разглядывал свою незавершенную работу. Он был не до конца уверен, что полотно здесь, но если погрузиться в ритм музыки и подумать о нем, оно неизменно появлялось, и тогда он что-то прикидывал, делая в углах небрежные исправления и наброски. Полотно легко поддавалось изменениям. Фабиану только никак было не вспомнить, когда именно он рисовал это, но изменения аккуратно появлялись, ярче и совершеннее с каждым разом.
С каждым разом он становился все более придирчивым, внося поправки, вновь и вновь загрунтовывал середину холста и переписывал текст. Текст тут же изменялся до неузнаваемости, плавно и совершенно, будто на экране компьютера, а Фабиан смотрел на надпись и не мог вспомнить, чем обусловлен такой выбор. Надпись гласила: «Город ветра».
