приходилось внимательно прислушиваться к речи и анализировать походку…
– …а я вам вот что ска’ажу, полковник Моррис, – послышался голос с сочным итонским акцентом, а следом – ну разумеется! – невероятно раздражающее хихиканье. – Как па мне – так никакой разницы нет, кто сядет в президентское кресло – Юань или ещё кто…
Лидия похолодела. Она узнала этот голос.
Эдмунд Вудрив.
Его сутулая фигура виднелась возле дверей – мистер Вудрив как раз передавал пальто и тёплый пиджак портье-китайцу. А Карлебах основательно заболтался с кем-то у стойки…
– Вы же знаете, что нам всё равно придётся выбивать немцев с Шаньдуня, не сейчас – так потом…
Ещё минута – и он повернётся. Лидия понимала, что её чёрное траурное платье выбивается из общей толпы так, что даже столь невнимательный человек, как Эдмунд Вудрив, просто не сможет её не заметить. Миссис Эшер поспешно юркнула в ближайшую открытую дверь, ведущую в одну из отдельных гостиных, и захлопнула её за собой. И тут же воскликнула:
– Ох, простите, пожалуйста! Туй-бу-ци, – старательно выговорила она, надеясь, что сказанное ею прозвучало как «Прошу прощения», а не как нечто жутко грубое.
– Ничего, – джентльмен-китаец поклонился, и когда Лидия собралась улизнуть обратно в холл (молясь про себя, чтобы не угодить прямо в руки Эдмунду Вудриву), жестом попросил её остаться.
– Мис-сус Эшу?
От удивления Лидия замерла на месте, сумев лишь кивнуть в ответ:
– Да.
И тут же задумалась, как этот человек здесь оказался. Работники «Вэгонс-Литс» обычно допускали в вестибюль и гостиные только самых обеспеченных и хорошо одетых китайцев, обладающих немалым весом в обществе, да и тех норовили спровадить поскорее, пусть и со всеми возможными почестями.
А этот пожилой человек, хотя, конечно, и не похожий на рабочего, был одет бедно, почти в лохмотья…
Вот почему он показался ей знакомым, сообразила Лидия. На нём было не практически универсальное маньчжурское ципао, а простая свободная одежда из коричневой ткани, больше напоминающая японское кимоно – такое же, как на жрецах в храме Бесконечной Гармонии. Как и у толстого священнослужителя, который сегодня днём водил Лидию по всему храму, длинные седые волосы этого худосочного пожилого господина были уложены на стародавний манер – подобные причёски носили в Китае за несколько веков до маньчжурского вторжения (по крайней мере, по словам баронессы Дроздовой). Он вытянул руку – в его тонких пальцах, похожих на сломанные палочки, обнаружилась сложенная записка.
– Сон, – китаец коснулся своего высокого круглого лба. – Прошлой ночью, другой ночью. Очень извиняюсь, не говорю, не пишу. Сон. Эта гостиница, рыжие волосы… – он обвёл руками собственные седые пряди, рассыпавшиеся по плечам. Ногти у старика оказались длинными, как у мандаринов прошлых эпох. – Чёрное платье. Он сказал – «Эшу». И никто другой.
Чувствуя себя словно бы она снова очутилась во сне, Лидия осторожно взяла бумажку.
Слова были записаны кистью – вернее, перерисованы, как будто кто-то старательно скопировал их, с пугающей дотошностью воспроизводя все вертикальные и горизонтальные штрихи, причудливые завитушки и хвостики.
«Госпожа, я оказался заперт в шахте. Они не могут до меня добраться, но и я не могу пройти мимо них. По моим подсчётам их здесь сорок. Они спят всей стаей в центральной пещере исходного рудника, на дне ствола первой шахты, на глубине в семьдесят футов.
Я дважды слышал здесь голоса живых: двух мужчин как минимум и одной женщины, китайцев. Я не понимаю, о чём они говорят, но они приходят и уходят днём.
Вспоминайте меня добрым словом, если нам больше не доведётся встретиться.
Навеки ваш, Исидро».
Глава двадцать первая
«ВПраге водится нечто странное…» – говорил Исидро в прошлом году, во время их совместной поездки по Восточной Европе.
Аккуратно пробираясь через дворики владений дедушки Ву, Эшер и сам ощущал себя каким-то привидением. Его сердце стучало чуть быстрее – тонизирующий порошок, составленный Карлебахом, ещё действовал, а повреждённые ребра на каждом шагу откликались болью.
В соседних двориках, куда более обитаемых, уже почти не горели фонари. Эшер проходил мимо домов, видел, как припозднившиеся на работе мужчины захлопывают ставни, слышал, как женщины, уже уложившие детей спать, болтают на пороге с соседками.
Но при виде «господина Невидимки» они все отводили взгляд.
Скрывшись за перегородкой, Джеймс практически незамеченным добрался до одного из боковых выходов из комплекса и оказался в переулке храма великого бога огня.
Ночь уже полностью вступила в свои права.
А значит, если всё пойдёт хорошо, к тому времени, когда Джеймс доберётся до Каменных остовов моря, ручной вампир клана Цзо отправится на охоту, а сами Цзо будут досматривать третий сон.
«Нужно пробраться в дом – и выбраться оттуда, – сказал себе Эшер. – В серьёзном деле одним наружным осмотром не обойтись».
Во время вчерашней разведки Эшер сумел приметить в сумерках три места в поместье Цзо, куда, судя по состоянию крыш, уже давненько никто не заглядывал. В одном из таких мест имелись ворота, запертые на старомодный бронзовый замок, который, вероятнее всего, получится вскрыть. Джеймс прихватил с собой потайной фонарь, а в карман потрёпанного ципао положил револьвер; впрочем, стрельба будет чистым самоубийством, так как грохот выстрелов перебудит всех обитателей поместья.
Включая скорее всего обитавшего там вампира.
А может быть – от этой мысли Эшер содрогнулся, – даже целого вампирского гнезда.
А ещё там вполне могли обнаружиться яо-куэй. Карлебах рассказывал о вражде между вампирами и Иными в Праге. Вампиры боялись своих немёртвых врагов якобы даже больше, чем живых. «Порой они даже убивают вампиров: вскрывают склепы и призывают полчища крыс, чтобы те сожрали спящих там кровососов», – говорил профессор.
Но в Китае царили совсем иные правила. И Джеймс мог лишь гадать, что ждёт его за этими высокими серыми стенами.
Впрочем, что бы там ни пряталось, ему совершенно точно не стоило попадать в руки президента Юань Шикая – тот уже наглядно доказал, что готов пойти на любые средства и заключить союз с кем угодно, лишь бы удержать власть.
Эшер не знал, что приключилось с Исидро, но ясно понимал, что теперь помощи ждать неоткуда.
На улице Шуньцзинь Мэнт-та он поймал рикшу – единственный товар народного потребления, доступный практически в любое время суток, порой даже проституток отыскать было сложнее, чем свободного возничего. Предъявив пропуск охранникам возле городских ворот, Эшер добрался почти до самого старого дворца принца Цин. Там он пересёк по пешеходному мосту канал Нефритовых фонтанов и направился в обратную сторону через тёмные хутуны, внимательно оглядываясь и прислушиваясь в поисках того, чего, как он знал, всё равно не сумеет ни увидеть, ни услышать. Даже в этот час винные лавочки на крупных улицах оставались открытыми, а из распахнутых ворот внутренних двориков лился мягкий оранжевый свет и доносились грубые, хриплые мужские голоса. Эшер уловил перестук фишек пай-гоу[49] и нежные гнусавые
