class="p1">Статный, солидный, красивый, умный… и мой.
Даю ему десять минут, а затем беру телефон и печатаю:
Твоя задница меня возбуждает!
Сжав губы, отправляю.
Я бы никогда не смогла сказать ему такое наедине.
На расстоянии я чувствую себя смелее и всемогущей.
Смотрю на Илью.
Телефон на его столе вибрирует, но он не торопится его брать, и я мысленно возмущаюсь. Сдвигаю брови на нос.
Эй!
Но спустя минуту Миронов протягивает руку и, не переставая читать лекцию, водит по экрану глазами.
— …логистическая система предприятия — это… твоя зад… кхм, — резко замолкает и кашляет, ударяя себя по груди кулаком.
Затыкаю рот обеими руками, чтобы не хрюкнуть!
Господи, у меня всё горит и пылает внизу живота!
Откашлявшись, Миронов теряет мысль и спрашивает девушку с первой парты, на чем он остановился.
Продолжает.
Вновь набираю сообщение:
Миронов! Я сижу на твоем преподавательском столе, широко раздвинув ножки… моя юбка неприлично задралась…
Отправляю.
Илья моментально смотрит в телефон, шумно выдыхая.
Отводит взгляд в окно, а затем быстро юзает по экрану.
Мой телефон вибрирует:
Миронов И.И.: ЯНА!!!
Я даже слышу, как предупреждающе выглядит его сообщение.
Но меня уже не остановить, потому что в моих трусах потоп.
Печатаю:
Откидываюсь назад и обвожу губы языком…
Оправить!
Господи, эта переписка — самое интимное, что со мной когда-либо случалось.
— Извиняюсь… — Илья расстёгивает две верхние пуговицы рубашки и растирает шею, глядя в телефон. — Секунду, — обращается к аудитории.
Набирает, а я, закусив губу, томительно жду.
Миронов И.И.: Играешь с огнем! Я на лекции!!!
А я знаю, господин Миронов!
И дразнить вас мне зверски приятно!
Я: расстегиваю пуговичку на блузке…
— Теперь записываем понятие технологии… — не отрываясь от экрана, диктует Илья, попутно печатая.
Миронов И.И.: продолжай…
Выгибаю удивленно бровь и смотрю на Илью.
Даже так, Илья Иванович? Вы в игре?
А как же лекция? Как же логистические системы?
Постукиваю ногтями по парте, придумывая текст, но на ум приходит совершенно иное.
Приподнимаю под партой край юбки и фотографирую оголенные бедра.
Я чувствую, как к щекам приливает кровь. У меня горит лоб как при температуре. Я никогда подобного не вытворяла и, видимо, окончательно тронулась умом, потому что бессовестно отправляю Миронову фото.
Звук его хриплого кашля разрезает тишину аудитории. Илья, болезненно сжав глаза, заходит за кафедру, оставаясь видным только верхней частью своего тела.
Упс!
Печатаю вдогонку:
Какие-то проблемы, Илья Иванович? Что вы прячете за кафедрой? )
Когда Миронов получает мое сообщение, его глаза начинают беспорядочно метаться по рядам и лицам студентов.
И я решаю больше не прятаться, выныривая из-за спин впередисидящих, и выпрямляюсь. Он находит меня мгновенно. Мгновенно его взгляд сощуривается, обещая, что я влипала по самые помидоры. Я улыбаюсь ему приторно сладко, посылая скромный воздушный поцелуй так, чтобы кроме него никто не заметил.
Илья качает головой и отворачивается.
Оставшуюся часть лекции я не мучаю ни его, ни себя, иначе мои трусы не просохнут.
* * *
Выжидаю, когда за последним студентом закроется дверь.
Я не сбегаю. Я сижу смирно и жду, не зная чего: то ли наказания, то ли вознаграждения. Но и от того, и от другого я возбуждаюсь и не откажусь.
Илья, не выходя из-за кафедры, сверлит меня взглядом.
Закусываю губу и спускаюсь нарочито медленно. Я не знаю, как это выглядит со стороны, но хотелось, чтобы соблазнительно.
Я сдурела и потеряла стыд, но мне плевать.
Подхожу к стойке с противоположной стороны.
Наши глаза напротив друг друга. Руки Миронова крепко сжимают боковины кафедры, а я сжимаю кулаки.
Это очень интимно. Интимно и невыносимо приятно.
— Ну и? — выгибает бровь Миронов. — Преподавательский стол сзади тебя, — кивает. — Что там у тебя задралось? — облизывает губы, и это самый эротичный мужской жест, который я видела. Господи, помоги мне не сгореть!
— Юбочка, Илья Иванович! Поправите? — манко улыбаюсь.
— Пффф… — Илья взъерошивает волосы. — Яна, аудитория не запирается, — предостерегает.
— Так даже острее, — выдаю, шокируя себя в край.
В два шага Миронов оказывается около меня и стискивает мои ягодицы мертвой хваткой.
— Доиграешься, Решетникова. Чувствуешь, что ты наделала? — упирается в мой живот своим твердым пахом. — Как будем решать эту проблему? — шепчет на ушко, отчего мои мурашки пищат и гоняются друг за другом.
— Ручками, Илья Иванович, ручками, — чувствую, как беззвучно потрясываются его плечи, и не могу сдержать улыбки.
Илья утыкается своим лбом в мой, крепко обхватив талию:
— Ты меня сведешь с ума, — касается раскаленным дыханием моего лица.
— Это мой план.
— Я понял.
Одновременно поворачиваем головы в сторону двери. За ней голоса становятся громче и возбужденнее.
Студенты.
Взволнованно отпрыгиваю от Ильи на небольшое расстояние под его смешок.
Миронов поправляет брюки:
— Какие планы на завтра?
Завтра…
Завтра у меня день рождения, но я об этом ему не скажу.
— Как обычно. С утра учеба, потом… даже не знаю, — пожимаю плечами и опасливо смотрю на дверь, которая резко распахивается.
— Здравствуйте… — в аудиторию начинают вваливаться студенты, галдя и перекрикивая друг друга.
— Ну… я пойду? — грустно спрашиваю. Я не хочу с ним расставаться. Не могу физически и морально.
Подмигнув, Миронов кивает и заходит обратно за кафедру…
Глава 35. Почти Золушка
В семье, где лимонад был только по праздникам или в день зарплаты одного из родителей, а на «Киндер сюрприз» мы с сестрами могли рассчитывать исключительно в качестве новости об очередном ребенке в нашей семье, — понятие «купи что-нибудь вкусненькое» было строго под запретом. А если эта семья кроме того, что бедная, еще и многодетная, то твой день рождения — это априори самый обычный день, где вечером к скромному ужину добавлялись вафельный торт «Причуда» и обожаемый лимонад. И то не всегда.
Для меня мой день рождения никогда не был культом. Очередной день, который прибавлял мне год, и в который я всё отчетливее понимала, что конкретно хочу от этой жизни.
Мне никогда и никто не собирал друзей на мой праздник, да и я сама не избалована приглашениями, потому как на подарок у нас не было лишних денег. Да что говорить, у нас не было даже нелишних денег.
Но единственное, что неизменно я могла себе позволить в свой день — так это загадывать желание. Это
