мне. Я пытался помочь.
Я захлопнула дверь, по венам побежал адреналин. Трясущимися пальцами я задвинул замок, но это все, на что я была способна. Я поплелась к дивану и свистнула Тото. Он прыгнул мне на колени, и с каждым прикосновением к его шерсти мой пульс успокаивался.
Если я расскажу Трэвису, что произошло – после того, что Брэндон уже устроил в зале, – Трэвиса арестуют в считаные часы за нападение. Но оставлять это в тайне от него тоже было тяжело.
Я шепотом выругалась, злясь на Брэндона за то, что он озадачил меня таким выбором, и в то же время я уже знала свое решение. Я не могла врать Трэвису и должна была доверять, надеясь, что он не потеряет над собой контроль. И должна доверять себе, что смогу уговорить его остаться дома.
– Папочке придется бросить эту работу, – сказала я, радуясь, что бережливо отнеслась к своему выигрышу с покерной игры в Сиг Тау.
Пока я гладила Тото, в дверь снова тихонько постучали.
Я запрокинула голову, не собираясь снова открывать дверь.
– Уходите!
Второй раз постучали так же робко, как и в первый, и намного тише, чем если бы вернулся Брэндон. Я встала, обдумывая, кто бы это мог быть. А что, если какой-то ребенок или еще кто-то из нашего жилого комплекса нуждался в помощи? Я посмотрела в глазок и крепко зажмурилась, ударяясь лбом о дверь.
– Да вы надо мной издеваетесь, – выдохнула я.
– Эбби? Прости, что поздно. Я потерялась, а потом несколько раз ошиблась с квартирой. – Она снова постучала, на этот раз менее терпеливо. – Знаю, что ты там. Я только что видела, как ты словесно оторвала яйца тому придурку.
Руки не слушались меня. Я просто стояла и пялилась на дверь без какого-либо выражения. Обычно я могла найти решение проблемы или спланировать побег, но сейчас ничего не осталось. Просто… тишина. Среди волнений за Америку, разборок с Брэндоном и всем этим мой организм решил замкнуться в себе. Слишком много для одного дня.
– Эбигейл Хоуп Эбернати! Открой уже эту дверь!
Я отодвинула задвижку и потянула за ручку, глядя на невысокую уставшую версию себя на двадцать шесть лет старше.
– Прости, мам, – сказала я, махнув в сторону гостиной. – Проходи.
Она улыбнулась, но в следующий миг ее улыбка померкла. С нашей последней встречи она очень сильно постарела. Карамельные пряди спутались, в них появились седые пружинистые волосинки. По обе стороны ото рта пролегли глубокие морщинки, щеки ввалились, кожа сморщилась и пожелтела, как и белки запавших глаз.
Она прошла мимо меня.
Я взглянула на стоянку, прежде чем захлопнуть дверь, жалея, что на этот раз придется иметь дело не с Брэндоном. Даже Мик был бы лучшим вариантом, чем моя мать, сидевшая на диване, потягивая водку через соломинку, которую воткнула в старую пластиковую бутылку из-под воды, чтобы скрыть алкоголь.
– Смотри, чтобы тебя тут не стошнило.
Она усмехнулась и развалилась на подушках.
– Если только выпью еще пять таких порций.
– Я это уже слышала, – сказала я, садясь в кресло.
Мама не всегда была плохой матерью, но и никогда не была хорошей. В доме не поддерживалась чистота, перед школой не всегда был завтрак. Не всегда она приходила домой по ночам и не всегда была трезвой.
Какой бы непредсказуемой она ни была, когда Мик выигрывал, Бонни Эбернати неизменно пребывала в одном глотке от того, чтобы исчезнуть с радаров, если удача вдруг покинет мужа.
Когда мне исполнилось тринадцать, так оно и случилось.
Мама не задержалась надолго после того, как исчезли деньги. Небольшой островок нормальной жизни, которая была до этого, сменился чередой поздних вечеров в накуренных номерах отелей и бандитских подвалах, пока я смотрела, как отец обливается потом, держа в руках карты для покера, а после пытается договориться, чтобы его не избили, а может, и что похуже, если он не отдаст наличные.
Мафия, которая правила Вегасом, представляла собой особо жестокую группировку, но практически у всех была слабость к детям. И я стала живым щитом Мика.
Он говорил, что, кроме него, у меня никого не осталось. Что он просто пытался свести концы с концами, чтобы наскрести нам на ужин. Что Бонни ушла посреди ночи без всяких предупреждений, и он пытался найти способ не остаться со мной на улице.
Несколько лет эти жалостливые речи срабатывали, но он потерял больше, чем деньги, когда однажды мать без предупреждения забрала меня из школы и увезла ночью в ее новый дом в Уичито, штат Канзас.
Мик лишился последнего бастиона.
– Как ты нашла меня? – спросила я.
Кресло скрипнуло, когда я заерзала на подушках, но мать ничего, похоже, не услышала, разозлившись на мой вопрос.
– Странно такое спрашивать у матери, не думаешь?
– Нет, если она уехала даже без записки за несколько месяцев до моего школьного выпускного.
– Ну да, – сказала она, доставая из сумки пачку сигарет и ковыряясь, чтобы открыть ее.
– Здесь нельзя курить.
– Нельзя? – спросила она, доставая сигарету и прикуривая. Не отрывая от меня взгляда, она сделала затяжку и выпустила облако дыма.
Я поджала губы. Встала, открыла дверь и замахала руками, выгоняя облако дыма на улицу.
– Так зачем ты здесь? Если тебе нужны деньги, то тебе не повезло. Мы еле справляемся, чтобы оплатить счета.
Ее взгляд стал рассредоточенным, и она сделала еще одну затяжку.
– Ох, Эбби, удача мне уже давно не улыбалась.
У нее было точно такое же отчаянное выражение лица, когда она стояла в дверях кухни, глядя, как Мик учит меня играть в покер.
Мне всегда было интересно, какие мысли скрывались за этим безнадежным взглядом. Винила ли она меня за то, что везение Мика иссякло, словно вода в пустыне, которая окружала наш дом на колесах.
– Итак, – сказала она, подставляя ладонь и стряхивая туда пепел. – Слышала, что ты теперь замужняя женщина.
– Осторожнее, мам, ты говоришь так, будто тебя это правда волнует.
Мама сощурилась, глядя на меня, но ее характер ничуть не изменился. На мгновение она вновь стала хладнокровной, спокойной, отстраненной Бонни. Через пять минут она могла уже биться в истерике, кричать, плакать или смеяться. Сложно было предугадать.
Несмотря на это, было странно видеть ее напротив себя, после столького времени, когда от нее не приходило ни весточки, ни чертовой открытки на день рождения.
– Я слышала про пожар, – сказала мама.
– И что с ним?
– Рада, что с тобой все в порядке. Марк и Пэм сказали, что Америка боялась, что ты тоже будешь там.
Я
