по всему Такаралу. Я знаю, что ты долго отвергал ее, но…
У Кетана перехватило дыхание, в груди возникло огромное давление. Возможно, он ожидал этого от большинства других, и для него это ничего не значило бы, но от Ансет…
Она встретила его взгляд и выдержала его.
— Ты должен принять ее как свою пару.
Он перенес вес тела на передние ноги, чтобы удержать их опущенными, не желая выражать такую ярость и агрессию по отношению к своей сестре по выводку, несмотря на хаос внутри себя.
— Ты знаешь меня с тех пор, как мы вылупились, Ансет, — сказал он размеренным, но напряженным голосом, — и хотя наши пути давно разошлись, ты все еще знаешь меня. Так почему? Зачем ты проделала весь этот путь, чтобы сказать мне это ?
— Потому что я не хочу видеть, как ты страдаешь, — она наклонилась ближе, прижав свои передние ноги по бокам от его. — Твое сопротивление в этом, Кетан, это…
— Глупо? — прорычал он.
— В своем роде, да, — мягко сказала она. — И все же ты не дурак, братишка. Какой самец не обрадовался бы шансу стать парой нашей королевы?
— Любой самец, кроме Дуракса, — отрезал Кетан, отстраняясь от Ансет. — Некоторые из самцов, которых она приводила в свое логово, по сей день носят шрамы от ее внимания.
— Никто из них не ты, — она наступила на ветку, издав глухой стук и заставив древесину задрожать. — В Такарале нет вриксов, которые составили бы такую сильную пару, как ты и наша королева. Твоим отпрыскам не было бы равных, а твое наследие сохранилось бы вечно.
— Это должно меня волновать, Ансет? Разве я когда-либо проявлял интерес к тому, чтобы стать отцом выводка? И какая мне польза от наследия?
— Это было бы в честь нашей матери и отца, — тихо ответила Ансет.
— Клянусь Восьмеркой, Ансет, — сказал Кетан хриплым голосом, — мы оба многое сделали, чтобы почтить память нашей матери и отца. Мое спаривание с Зурваши ничего бы не добавило к этому.
— А почему бы и нет? — она поднялась, выпрямляясь во весь рост. — Зурваши — королева. Для мужчины нет большей чести, чем стать ее парой и быть отцом для ее выводка. И более того, она не только королева, она сильная, хитрая и смелая. Непревзойденный воин. Она превратила Такарал в силу, которой боятся в Клубке. Немногие королевы со времен самой королевы Такари достигли столь многого.
Кетан отвернулся от Ансет, каждый его мускул напрягся, по венам разлился огонь. Зуд прямо под кожей не утихал, манил его поднять взгляд, побуждая посмотреть на Айви, уйти к ней. Потому что только с ней он смог забыться. Только с ней он мог притвориться, что все остальное действительно не существует — или, по крайней мере, так далеко, что не имеет значения.
— Я знаю о ваших с ней разногласиях, — продолжил Ансет. — Я потеряла столько же, сколько и ты, брат по выводку. Я чувствую боль этих потерь так же сильно, как и ты.
— И все же ты продолжаешь служить ей.
— Я смотрю в будущее, Кетан, а не в прошлое. Мы не можем распутать нити, которые уже сплела Ткачиха, но мы все еще можем повлиять на то, что произойдет. Мы можем гарантировать, что грядущее будет лучше прошлого.
— Ты веришь, что мое спаривание с Зурваши улучшит ситуацию?
— Принять ее… было бы благом для нашего города. Благом для тебя.
У него вырвался сдавленный горький звук. Он посмотрел на нее через плечо.
— Моим благом?
— Да. Тебе не нужно было бы оставаться здесь, а мне не нужно было бы так часто беспокоиться за тебя.
Он медленно повернулся к ней лицом.
— Ты знаешь, что я здесь по своей воле, Ансет.
Она опустила подбородок и скрестила руки на груди.
— Выбор, который ты сделал из чувства вины.
— Чувства вины? — Кетан шагнул вперед, выпрямляя передние ноги, чтобы подняться на уровень глаз своей сестры. — Чувство вины не заставило меня покинуть Такарал, Ансет, хотя я до сих пор испытываю его за каждого врикса, погибшего под моим командованием. Она прогнала меня. Все смерти были из-за нее.
— Терновые черепа стали бы более агрессивными, если бы она не действовала.
— Каждый врикс, погибший в той войне, умер за корни, Ансет.
— Корни Мендера. Для исцеления.
Кетан широко раскрыл жвала и зашипел.
— Чтобы сделать краску для ее проклятой кровью одежды! Чтобы удовлетворить ее тщеславие. Наши друзья, наша мать и отец, наши братья и сестры. Если не здесь, то в туннелях, копая все глубже и глубже, без времени на создание опор, потому что ей нужно было больше черного камня для своих воинов и больше золота и драгоценных камней, чтобы сиять ярче, или в ее шелкоткацких мастерских, потому что ее красильщики пытались усовершенствовать ее любимый оттенок и отравили две дюжины ткачей в процессе.
Ансет стояла твердо, хотя в ее глазах появился печальный огонек.
— Зурваши тоже сражалась. Она истекала кровью. Всем нам пришлось жертвовать, Кетан.
— Не потому, что это было необходимо, а потому, что она этого потребовала. Потому что это служило ее жадности и стремлению к власти. Ее правление принесло только страдания.
— Ты действительно веришь, что все это так ужасно?
Жвала Кетана обвисли, и он медленно опустился в свою обычную позу.
— Да. Ты всегда видела вещи такими, какими они должны быть, Ансет, а не такими, какие они есть.
— Я не так слепа, как ты думаешь. Я вижу. Я знаю, что она не добрая, я знаю, что она не бескорыстна. Но Такарал в безопасности благодаря ее силе.
— Она развязала эту войну, Ансет, и все это было напрасно. Страдания сейчас… все напрасно.
Ансет положил руку на плечо Кетана.
— Если это правда, брат по выводку, это только еще одна причина согласиться. Как пара королевы, ты мог бы многое изменить для всех. Ты не можешь сделать этого как охотник, прячущийся в джунглях.
Эти слова задели его, но он не позволил себе показать этого. Даже если бы Зурваши удалось склонить на свою сторону, Кетан знала, что цена этого была бы огромной, и она, вероятно, превратила бы благонамеренное предложение во что-то, что принесло бы пользу только ей.
— Я не могу изменить жизнь ни для кого, кроме себя. Вот почему я здесь.
— Она хочет тебя, Кетан, как не хотела ничего другого все годы, что я служу ей.
Кетан взял Ансет за запястье и снял ее руку со своего плеча.
— Но я не хочу ее, Ансет.
Он всегда знал это, даже до того,
