не слышу того, что уже смирился услышать.
На оставшейся позади станции никто не кричит.
Фаза седьмая — Монстр
В голове назойливо пульсирует вопрос: «Что происходит?».
От одной только мысли, что что-то пошло не так, бросает в холодный пот, хотя внутри тела разгорается настоящий пожар. Разве на станции, оставшейся позади, люди не должны кричать? Должны. Так было со мной. Так было в рассказе Нины. В двух известных мне случаях из трех. Они кричали. С ними там что-то происходило. Что-то страшное… настолько ужасное, что взрослые люди истошно крича, безуспешно пытались попасть обратно в поезд.
Но на этот раз… на этот раз что-то пошло не так.
Хотя мои попутчики ничего не заметили.
Они продолжают заниматься своими делами: девушки болтают, женщины и мужчины что-то листают в памяти своих телефонов, кто-то из них дремлет. Пьяница продолжает сопеть. Никто из них и не догадывается о том, что только что чуть… не случилось.
Начинаю размышлять — лишь бы отвлечься от собственного страха: как бы они отреагировали на крики тех людей?
Испугались бы? Да, наверняка бы испугались.
Попытались бы разузнать, что произошло? Спорный вопрос.
Что бы что-то узнать, нужно вернуться назад, а в сложившейся ситуации это попросту невозможно. Нет пути назад из этого капкана, в который они угодили, сами того не подозревая.
Качаю головой, от собственных размышлений мне становится только тошнотворнее, и запоздало ловлю себя на мысли, что делать этого не стоило. Чувствую на себе чужой взгляд и знаю, кому он принадлежит. Пунцовопятный продолжает сидеть в углу, буравя меня своими огромными на выкате глазами. Пунцовые пятна на его лице уже розоватого оттенка, но мне от этого не легче. Нужно постараться не обращать на него внимание. Глядишь, и сам потеряет ко мне всякий интерес.
Опускаю взгляд в пол, вагон утопает в ярком белом свете потолочных ламп. И стоит только мне подумать о свете, как в висках начинает неприятно покалывать.
Следующая остановка одна из самых опасных — встреча с тоннельным монстром… или монстрами?.. По сути, не столь важно, один он или их несколько. После этой остановки наши ряды заметно поредеют. И как бы прискорбно мне не было этого признавать, мне и самому следует соблюдать осторожность.
Во рту начинает горчить.
Но какова вероятность, что эта встреча… да и сама остановка, произойдут? Можно ли доверять своим знаниям, или следует положить на интуицию?
И словно в насмешку надо мной, поезд вновь останавливается в тоннеле.
— Что, опять стоим? — На этот раз возмущается женщина. — Да что же это такое?!
Она массирует виски, видимо от духоты и позднего времени у нее раскалывается голова. А всем известно, что люди, страдающие от мигрени, крайне раздражительны.
Женщина встает с места и направляется к кнопке для связи с машинистом. Возможно, считает, что третья попытка буде более удачной, чем предыдущие две.
— Да почему не работает?! — произносит она, с силой вжимая копку в стену. — Давай же, отвечай!..
Это уже больше походит на истерику, чем на раздражение. Но никто — в том числе и я — не собирается ее успокаивать или убеждать, что все будет хорошо, а ей следует немного отдохнуть.
Правда некоторые подходят к дверям и пытаются разглядеть хоть что-нибудь в темноте тоннеля. Но и от этой затеи никакого толка.
А тем временем становится все жарче.
В прошлый раз тоже было жарко. Невыносимо. Удушливо.
Но в прошлый раз было лето, а сейчас?..
Оглядываю людей, одеты они легко, но все-таки сдержанно. Спросить бы у них, какой сейчас день и месяц, да буду походить на сумасшедшего. А мне этого не надо.
Просьба…х-х-х…пассажиров…занять…х-х-х…места…и…ш-ш-ш…сохранять спокойствие…х-х-х…
Голос машиниста для всех, кроме меня, звучит ободряюще. Словно глоток прохладной воды в знойный день в центре города. Но если другие, сделав этот глоток, чувствуют себя лучше, и даже успокаиваются, веря, что вскоре все придет в норму и они, наконец, станут ближе к дому, я же готов от этого глотка захлебнуться.
Когда отключается свет, я стараюсь не шевелиться. Вздрагиваю, услышав, как все двери разъехались в разные стороны, запустив в вагон прохладу и сырость. В темном вагоне начинают вспыхивать небольшие белые огоньки — мои попутчики включают в телефонах фонарики и, намереваясь подойти к краю вагона, чтобы посмотреть, что же там такого в этом бетонном сыром тоннеле, сами того не осознавая накликивают на себя беду.
— Выключите… — шепчу я, внутри меня от страха даже сердце начинает биться медленнее. — Выключите свет…
— Чего сказал? — доносится до меня вопрос, произнесенный грубым мужским голосом.
И в следующую секунду этот же голос, но уже не грубый, а надрывный и неестественно высокий, разрезает воздух коротким вскриком.
И начинается паника.
Вагон покачивается, я подбираю ноги, затаскивая их на сиденье.
Белые огоньки телефонных фонариков маячат перед глазами как светлячки, и я зажмуриваюсь, лишь бы ничего этого не видеть. И не слышать. Но сколько бы я не прижимал ладони к ушам, заглушая звучащие отовсюду крики, женские и мужские голоса все равно отчетливо пробиваются в мою голову.
А вагон все раскачивается и раскачивается. Туда-сюда. Туда-сюда.
Само понятие время исчезает из этого тоннеля, оставляя вместо себя лишь удушающую и холодную бесконечность. Секунды кажутся часами.
В какой-то момент в моей голове вспыхивает фейерверк боли, яркие пятна перед глазами начинают плясать в быстром хороводе — кто-то в этой суматохе умудрился заехать по моему лицу локтем. Переносицу начинает жечь, но, надеюсь, она не сломана. Кровь точно не идет, в носу нет щекочущего чувства, а во рту — привкуса железа. Но вместо этого есть десяток голосов.
— ПОМОГИТЕ!!!
— Что это?!
— ОТЦЕПИСЬ ОТ МЕНЯ!
— Кто-нибудь!
— НЕ ТЯНИ!..
— ПОМОГИ-И-И!..
Голоса… они звучат со всех сторон.
Странные голоса, с нотками истерии.
Голоса людей, оказавшихся в западне.
Оказавшихся сбитыми с толку.
— Эй, ты!..
Меня хватают за ворот футболки и цепкими пальцами впиваются в темную ткань, щипая кожу на ключицах.
— Помоги! — кричит человек мне в самое ухо. — ПОМОГИ МНЕ!
Его слюна попадает мне на лицо. Из его рта пахнет жженым кофе. Горьким, дешевым. Из какого-нибудь автомата у входа в метро. Этот запах оседает в носу, в горле, я чувствую этот вкус на своем языке.
— ПОМОГИ!
В попытке отцепить от себя пунцовопятного — а это определенно был именно он — я вместе с ним сползаю на пол. Холодная желеобразная слизь пропитывает футболку и джинсы, попадает на кожу шеи, пачкает волосы на затылке. От омерзения и страха я на миг застываю,
