Человек со здоровой психикой, нормальным детством, на подобное известие реагирует слезами и истерикой.
Динара едва не упала в обморок. К ней подлетела администратор свадебного салона, помогая присесть на софу.
Но я, видевшая покушение на отца и смерть брата, в минуты опасности удивительным образом проявляла несвойственное мне хладнокровие.
Мы мчались на автомобиле нашей охраны в больницу, а я сидела, сложив руки на свадебном платье, которое так и не сняла. Мозг работал быстро, только внешние реакции замедлились. Со стороны, должно быть, я выглядела крайне странно.
В памяти сразу всплыла угроза, кинутая Соломоном. Почему я не рассказала о ней Шамилю? Почему не предупредила? Разве я считала, что друг моего отца бросает слова на ветер?
Неужели какая-то часть меня желала смерти любимому? Зажмурилась, ощущая отторжение от одной этой мысли. Нет, нет и ещё раз нет! Просто в моём мире Шамиль неуязвим. Я и не сомневалась, что он понимает, какая угроза может исходить от врагов. Моего отца ведь тоже не стоит списывать со счетов. Впрочем, я не уверена, что он стал бы покушаться на Шамиля до тех пор, пока не получил бы свои деньги обратно.
Но почему же его ранили? Как он допустил подобное?
Я не помнила, как оказалась в приёмном покое. Динара всё плакала и плакала. А я же лишь с удивлением на неё смотрела, не находя в себе и слезинки. И замечала в её глазах осуждение.
– Тебе совсем безразличен мой племянник? – не выдержала она, реагируя на мою безучастность.
Сил лить слёзы не было. Но и говорить с ней – тоже.
Кто-то из медицинского персонала попросил ожидать, когда закончится операция. И я сидела, уставившись в одну точку.
Краем глаза замечала знакомые лица.
Белокурый Ян, бросивший на меня робкий взгляд, но не решившийся подходить ближе.
Вот появился брат Шамиля с супругой. На её плечах накинут врачебный халат. Догадалась, что она тоже здесь работает и, вероятно, только что узнала о случившемся.
Обратила внимание, как она едва заметным жестом успокаивает супруга, который сейчас так похож на цербера. И почему-то мечет стрелы в мою сторону. Что я ему сделала?
Отвела взгляд, не понимая, в чём причины такой ненависти.
– Привет, – донёсся до меня знакомый голосок. Эльфоподобная жена Якуба опустилась напротив меня на корточки, сжав своими тонкими пальцами мою кисть. – Хочешь, я принесу тебе успокоительное?
Ожидала почему-то, что она скажет, что Шамиль выкарабкается. Что он сильный. Мне так нужно было услышать эти слова. Пусть даже они окажутся ложью. Но, вероятно, она, как врач, не должна давать подобных прогнозов.
Покачала отрицательно головой, так и не находя в себе не то что слов, даже звуков.
Я видела в отражении её глаз, что она ужасно боится когда-нибудь оказаться на моём месте. А я же на своём была уже не раз.
Убрала аккуратно руку. Мне не хотелось ни с кем говорить. Ещё меньше хотелось видеть жалость и сострадание. Я не готова их отражать. Изображать какие-то типичные для таких случаев эмоции.
Девушка оставила меня одну, поняв мои потребности без слов. Я осталась в оппозиции. С одной стороны – семья Шамиля. Сплоченная в своём горе. С другой – я.
В голове против воли рождались ужасные образы. Я без Шамиля.
И мне вдруг стало чётко и ясно, что я не хочу этот мир без него. Несмотря ни на что. Я не хочу жить без него. Я умру без него.
Завибрировал телефон. Кто-то звонил. Проигнорировала. Но вибрация продолжалась и продолжалась, нервируя и раздражая. И я решила выключить сотовый.
На экране отобразился номер Соломона. Сердце неприятно кольнуло.
Когда я взяла в руки телефон, он уже замолчал. Но следом за звонком пришло СМС-сообщение от него же.
Я открыла вкладку, читая, но не вникая в слова. Раз за разом.
«Выйди на улицу, Василиса. Или я завершу то, что начал. Сейчас же».
Какая-то часть меня и так ощущала вину за случившееся. Казалось, я могла бы вести себя иначе с Соломоном. Не давать ему надежд. Не играть с ним.
И если бы я дала ему должный отпор, ничего этого не произошло бы.
А что, если и сейчас он не блефует? Что, если он действительно может добраться до Шамиля?
Поднялась и на ватных ногах последовала в сторону лифта. Невидимые нити тянули обратно к Шамилю. Туже затягиваясь с каждым шагом. И с трудом преодолевала сопротивление. Мне хотелось быть ближе к нему. Сидеть у его постели. И всё моё естество желало остаться здесь. Рядом с ним.
Якуб заметил мою попытку бегства. Каким-то странным образом мгновенно оказался рядом, преграждая путь и сжимая моё предплечье жёсткими пальцами. Воззрился на меня холодными синими глазами. Совсем не такими, как у брата.
– Далеко собралась?
От тона его голоса захотелось сжаться до размера горошины.
– Мне нужно уйти, – еле выдавила из себя, невольно бросая взгляд на близких людей своего жениха.
– Думаешь, это хорошая идея? – сводит тёмные брови на переносице. Ох, я чую, ему хочется приковать меня к батарее. – Оставлять Шамиля, пока он борется за жизнь?
Кусаю со всей силы за щеку, отводя взгляд, наполняемый слезами.
– Ага, – дерзко задираю подбородок выше, отчего-то понимая, что, если я не проявлю безразличие к судьбе его брата, Якуб меня никуда не отпустит, – Хозяин выкарабкается. А мне здесь делать нечего, я ведь ему не жена. И, может быть, даже не успею ей стать.
От собственных слов сводит горло.
Якуб отпускает меня с таким видом, будто падаль держал в руках.
Створки лифта распахнулись. Встретилась в зеркале со своим отражением. Глаза стеклянные, совершенно неживые. Как у куклы. Хлоп-хлоп ресницами, точно кто-то со спины руководит моими механическими движениями.
Сердце ухает в груди, отдаваясь в самый мозг. Сильно. И так громко, что кажется, будто люди рядом смогут сосчитать мой пульс.
Вышла. Вот серый коридор. Вот прямо по центру – выход из больницы.
Каждый шаг даётся с трудом. Окружающее пространство удивительным образом вдруг стало вязким, густым, сузившись до цели – дороги к выходу. И больше ничего вокруг не вижу. Периферическое зрение дало сбой.
Воздух тяжело заходит в лёгкие, обжигая, словно неожиданно накалившись на солнце. Но это ошибочное ощущение. Просто у меня внутри всё горит. Пылает от боли.
Я успела подслушать, но не успела переварить. В Шамиля выпустили три пули. Метко. Прямо в цель.
«Шансы невелики», – читалось на лицах людей в белых халатах.
А вдруг он умрёт? По-настоящему, как Василёк?
И что я тогда буду делать, как жить? Ради чего существовать?
