выяснить количество офицеров-холостяков в западноберлинском филиале ЦРУ, которые проживали в общежитии, расположенном рядом с его баром; записать номера машин, регулярно там паркующиеся; ознакомиться с режимом охраны.
Прогуливаясь у общежития, «Новобранец» обнаружил, что оно вообще не охраняется, если не считать одного морского пехотинца, сидящего в вестибюле.
Три раза в неделю из проносящегося на предельной скорости военного джипа невидимая рука выбрасывала на крыльцо общежития холщовую сумку, наподобие тех вализ, в которых курьеры перевозят дипломатическую почту. На гудок клаксона появлялся морпех-охранник, забирал вализу, срывал свинцовые пломбы и раскладывал корреспонденцию в ячейки настенного ящика.
В одно прекрасное утро случилось непредвиденное. Когда вализа, подняв облако пыли, плюхнулась на крыльцо, а джип, прогудев, скрылся за углом, морпех не появился ни через секунду, ни через тридцать. Оказавшийся рядом «Новобранец» отреагировал мгновенно: рванул с себя пиджак, накинул его на вализу и с этой добычей дал дёру.
Офицеры резидентуры рукоплескали Казаченко и готовы были поить его целый месяц. Еще бы! Никогда прежде госпожа Удача не была так щедра: даром достались десятки адресов сотрудников ЦРУ в Соединенных Штатах и подробности их семейной жизни!
Олег же был вне себя. Он накричал на «Новобранца», попугал застенками Моабитской тюрьмы и пригрозил прекращением сотрудничества. Агент божился, что впредь будет паинькой… И вот теперь, на тебе — «Стингер». Нет, эту песню не задушишь, не убьешь!
Сделав над собой усилие, Олег произнес:
— И где он?
— У меня в машине, на заднем сиденье, закутан в плед, — скороговоркой ответил агент.
— Как тебе удалось пройти пограничный контроль?
— Сегодня пятница — машин тьма, солдаты на Чек-Пойнте зашиваются… Я сунул одному сто марок, сказал, что у меня в машине, кроме пледа, ничего… Он заглянул в багажник — пусто, затем в салон, там увидел только плед на сиденье, ну и пропустил без очереди…
— Согласен, в западном секторе можно подкупить американского солдата, но наших погранцов — никогда! — произнес Олег тоном маршала Жукова при подписании капитуляции Берлина. — Как же они тебя пропустили? Может, ты владеешь гипнозом?
— Нет, все проще… Старшему наряда я назвал вашу фамилию, должность, ваш телефон и сказал, что у меня дело государственной важности. Офицер взял мой паспорт и ушел. Вернувшись через минуту, он махнул рукой, и солдаты подняли шлагбаум…
Вдруг агент умолк, его вызывающе наглый взгляд стал обреченным, а в голосе послышалась мольба.
— Герр Алекс! Не смотрите на меня так, будто пограничник не с вами говорил по телефону… Если не с вами, то почему меня пропустили?! Еще кто-то знает о наших отношениях?! А как же конспирация?!
— Успокойся, Курт! Уходя на встречу с тобой, я переключил телефон на шефа, на известного тебе полковника Булавкина. Он-то и дал отмашку, чтоб тебя пропустили… Ты лучше скажи, откуда «Стингер»?
«Новобранец» вмиг расцвел и облегченно выдохнул:
— Мой друг, Хрен устроил…
— Что-то я о таком друге от тебя не слышал! — повысил голос Олег.
— Он — мой новый друг в НАТО, грекоамериканец, сержант, заведует складом. Звать его Костас Хренопулос, но я зову его просто Хрен… Завтра в 8.00 «игрушка» должна быть на складе. У нас всего 20 часов. Если не успеем — Хрена посадят… На электрический стул! Да, вот еще: за демонстрацию «Стингера» он просит 15 тысяч «зеленых»…
«Новобранец» замолчал и уставился на Казаченко, пытаясь понять, какой эффект произвели его слова.
— Не слишком ли дорого за один просмотр?!
— Плата соразмерна риску Хрена, — агент развел руками, — он сказал, что более секретной штуки в армии США сейчас нет…
«Пиджаки» и «сапоги»: противостояние
— «Стингер» реальный и в рабочем состоянии… Я уже доложил о нем начальнику представительства генерал-майору Беляеву, — произнес полковник Булавкин, — так что, Олег Юрьевич, готовься получить благодарность…
— Так ведь, Героя обещали, товарищ полковник! — возразил Казаченко.
— Раз обещали, значит, дадут. Но не тебе. Начальнику представительства. А тебе — благодарность от председателя. Когда уж вы научитесь брать по чину, а, подполковник? — строго спросил Булавкин. — Но это еще не все… Беляев связался с Центром и получил приказ: передать «Стингер» «сапогам». Так что, собирайся в Москву…
— Опять «сапоги» на чужом горбу в рай въезжают! — взвился Олег.
— Я бы назвал это по-другому, — спокойно произнес Булавкин. — Да, Центр играет в великодушие и опять пытается помирить военных разведчиков с нами, для этого-то и дает им возможность откусить от пирога, что нам Бог послал…
— Не Бог — наш агент!
— Олег Юрьевич, сложившаяся ситуация — это данность, которую нам с тобой не изменить, поэтому будем выполнять приказ Центра!
— Слушаюсь и повинуюсь, шеф!
— Не ерничай, Олег Юрьевич! Соперничество — нет! — соревнование между нами и ГРУ было, есть и будет. Оно — движитель нашего разведсообщества и, в конечном счете, дает позитивные результаты всему государству…
— Вот уж не думал с явки попасть на лекцию политпроса! — перебил Олег начальника. — Знаете, Владимир Михайлович, лет десять назад в нашем «Информационном бюллетене» я прочел заметку начальника Второго главка генерала Григоренко, где он дал свое видение причин трений между сотрудниками зарубежных резидентур Главного разведывательного управления и Комитета госбезопасности. И хотя с тех пор воды утекло немало, думаю, мало что изменилось… Я не поленился и кое-что из рассуждений генерала записал. Вот, полюбопытствуйте, — сказал Казаченко, доставая из сейфа свою рабочую тетрадь.
* * *
«Между офицерами КГБ (политическая разведка) и ГРУ (разведка военная) зарубежных резидентур не существует какого-либо коллегиального взаимодействия. Каждый тянет лямку на своем рабочем месте и только в компании коллег из своей «конторы». Да и по жизни «пиджаки» — сотрудники КГБ и «сапоги» — сотрудники ГРУ не особенно ладят между собой, предпочитая общаться исключительно по ведомственному признаку.
Военных разведчиков всегда отличала неистребимая выправка, вопиюще диссонирующая с их дипломатическим статусом, стрижки «полубокс», стойкий запах дешевого одеколона «Шипр» и говорок, подхваченный за время службы в таежных гарнизонах Забайкалья или в песках Средней Азии.
«Сапоги» в глубине души считают сотрудников КГБ гражданскими «штафирками», которых надо строить и строжить: «Упал, отжался и ать-два!»
В свою очередь «пиджаки» величают соседей солдафонами, у которых одно на уме: «сапоги надо чистить с вечера, чтобы с утра надевать их на свежую голову».
Восхищение у «пиджаков» вызывает только одна особенность военных разведчиков: они могут перепить любого из политической разведки, ибо им «что водка, что пулемет — все едино, лишь бы с ног валило».
Парни из КГБ — народ компанейский, поднаторевший в столичной жизни.
Гэрэушники — молчуны, смиренно-философски относящиеся к тому, что завтра, после «загранки», начальство может упечь их в самый что ни
