не собирался, и пошел на меня.
Я же стоял, опершись на собственный меч, будучи уже просто не в состоянии его поднять.
Из-за спины послышался мерзкий хруст — похоже, Халт закончил с еще одним противником.
Что ж, раз он до сих пор воюет, почему я не могу?
Я стоял на месте, опершись на меч, до последнего.
Лишь когда противник подошел довольно близко и махнул своим топором, я присел и бросился вперед, повалив его на землю за счет собственного веса.
Тут же в руку прыгнул скрамасакс, до поры до времени ждавший своего часа в ножнах за спиной.
Я ударил ножом снизу вверх.
Раз, другой.
И лишь с третьего раза угодил куда надо — оба прошлых удара пришлись, как назло, в ребра, но третий попал точно в цель — лезвие вошло глубоко в бок противника.
Он дернулся, взвыл и попытался сбросить меня с себя.
Но я не позволил.
Вытащил нож и вонзил его вновь.
Противник выл и орал, на его губах появилась кровь, глазами он чуть ли не испепелить меня готов был, однако спустя еще один удар я увидел, как их заполняет предсмертная пелена.
Только что отчаянно бившийся подо мной противник вдруг как-то резко сдался, его руки опустились, лицо, только что скорченное в гримасе ненависти, вдруг расслабилось.
Его глаза помутились, взгляд поднялся к небу и замер.
Я же, скорее рефлекторно, ткнул его ножом еще раз.
Никакой реакции.
Победа…
Затем откинулся назад, упал на мягкую, прохладную землю.
Пот и кровь заливали, щипали мне глаза, и я просто их закрыл.
Лежал на спине, широко раскинув руки, и даже дышал через раз, настолько тяжело мне было, настолько я устал.
— Вождь! — чей-то голос всверлился в ставшую уже привычной и убаюкивающей какофонию звуков, окружающих меня.
— Вождь! Ты жив? — снова этот неприятный голос, и он что-то требует от меня, чего-то хочет. Неужели так сложно просто оставить меня в покое?
Мало того, что голос неприятно резал мне слух, так еще и чьи-то руки схватили меня за плечи и принялись трясти.
Нет! Никакого спокойствия мне не видеть, никакого отдыха не будет. Мне просто не дадут прийти в себя, полежать, набраться сил, отойти от тяжелого сражения.
— А-а-атстань! — рявкнул-таки я, открыв глаза.
— Живой! Ы! — обрадовался Халт, нещадно трусил меня именно он. — Он жив! — совершенно неожиданно заорал он, заставив меня поморщиться.
Наконец, наступила тишина. Халт оставил меня в покое, положив назад на землю.
И я уж, наивный, решил, что мне позволят тут полежать тихо и спокойно.
Но нет, довольно скоро я услышал чьи-то шаги.
— Вотан! Вставай! Шаман убежал!
Я попытался просто проигнорировать эти слова.
— Вставай, Вотан! Нам нужно догнать шамана. Он доберется до своих кораблей и уплывет. Ты слышишь?
— Никуда он не уплывет, — буркнул я.
Конечно, мог бы рассказать, что почти четыре сотни воинов, пока мы занимали оборону у брода, погрузились на корабли и обплыли остров, напали на побережье и сожгли или захватили все корабли, что стояли во фьорде.
Мог бы рассказать, что если шаману удалось сбежать отсюда, то в городе его уже будет ждать теплая встреча. Он попросту никуда не денется. Даже если у него получилось сбежать от нас здесь, он однозначно попадет в ловушку — у него ведь просто нет другого выхода, нет никаких других путей отступления.
Единственный его шанс — сесть на корабль и покинуть Упплу.
Да вот только кораблей у него уже нет…как и людей у побережья…
Шаман проиграл битву, и теперь обречен, хотя в силу собственной упертости все еще не понимает этого…
Глава 23 Приговоренный
Мне таки пришлось подниматься с земли, но вовсе не потому, что кто-то меня об этом просил,я успел отдохнуть или же намеревался нагнать шамана.
Я лежал на спине, мое лицо было обращено к небу, а оттуда на землю совершенно неожиданно хлынул самый настоящий ливень. Был он столько обильным, что буквально секунд за десять меня залило так, что я вскочил сам, отфыркиваясь.
Надо же, еще не хватало захлебнуться дождем.
Хоть и вскочил, как на пожар, но усталость никуда не делась: я пошатнулся, и чуть было не рухнул назад, но меня успели схватить, а далее, поддерживаемый Бродди и Ури, я уже побрел по грязи.
Куда они меня вели, совершенно не представлял, да и честно говоря, было абсолютно плевать.
* * *
Оказывается, кто-то шустрый успел разбить нечто вроде гигантской палатки. Ее «потолок» провисал под ливнем, но внутри все же было сухо.
Сюда стаскивали наших раненых, а после моего приказа и недобитых сатов тоже.
Палатка была полна стонов и воплей — воинов бинтовали, прижигали раны, вправляли конечности.
Я же пристроился недалеко от выхода, глядя на поле боя, где еще совсем недавно мы так славно разбили сатов.
В дальнем конце нашего «шатра» негромко бубнил Халт.
Чертов сат намного быстрее отходил после «берсерка», и вот сейчас уже «проповедовал» новую веру своим соотечественникам, а те проникновенно слушали.
Собственно, именно по просьбе Халта я запретил своим бойцам добивать раненых сатов. Зачем это делать, если все они (ну, или большая их часть) могут стать под наши знамена?
Дождь стоял сплошной пеленой, его монотонный шум, частые удары капель, падающих на «потолок» (запасной парус, притянутый кем-то сообразительным), заглушал все остальные звуки.
Разглядеть же хоть что-то далее, чем метров на пять от себя, было физически невозможно — ливень стоял прямо-таки стеной, скрывая от взгляда все, что там происходило или могло происходить.
Впрочем, я и так знал, что там происходит: несколько наших воинов, местные и их жены бродили среди тел, выискивая выживших, раненых, чтобы затем притащить их сюда, в шатер.
Вот сейчас идет очередная партия таких — сквозь дождь я видел неясные силуэты: кто-то кого-то тащил. Однако я ошибся, в этот раз таки действительно явились мои воины, только притащили они с собой вовсе не раненного.
Человек, которого они «конвоировали», был цел и невредим.
Я хищно ощерился, едва только смог его разглядеть.
— Мой ярл! — один из воинов схватил пленника за шиворот и швырнул его мне под ноги. — Думаю, ты захочешь поговорить с этим пленником сам.
— О, да, — кивнул я, — еще как захочу!
Я поднялся со своего места и двинулся к пленнику.
— Ну, здравствуй, — поздоровался я, присаживаясь рядом с человеком, стоявшим
