чуваш и мордвы, действительно подошло к городу и вступило в битву с казанцами и крымцами и хотя было отражено, однако на первый раз показало свою верность новому правительству. После того их князья, мурзы и старшины ездили в Москву и получили там от царя угощение и подарки шубами, конями, оружием и деньгами.
В Казани по смерти Сафа-Гирея в малом виде повторилось почти то же явление, какое мы видели в Москве по смерти Василия III, именно: вдова-правительница с малолетним наследником и с любимцем-вельможей. Наибольшее влияние на дела приобрел отважный крымский улан (собственно оглан) Кощак, которого некоторые известия прямо называют сердечным другом царицы Суюнбеки. Ему даже приписывали намерение умертвить маленького Утемиш-Гирея, жениться на царице и самому сесть на казанский престол. Но когда в виду Казани возникла московская крепость, в ней засел не раз бывший казанским царем Шиг-Алей и к нему начали уходить многие недовольные казанские вельможи, тогда в Казани произошли раздоры и смуты. Противная крымцам сторона взяла верх и угрожала выдать их вместе с Кощаком в руки московских воевод. Кощак и крымцы, в числе нескольких сот, бежали из Казани вверх по Каме. Но на главных путях и перевозах уже стояли сильные московские заставы из детей боярских, стрельцов и казаков. Уклоняясь от встречи с московской стражей на Каме, крымцы вошли в реку Вятку; но тут поджидала их другая застава, именно воевода Зюзин с вятчанами; он внезапно напал на беглецов и большую часть их побил, а часть взял в плен вместе с Кощаком и отослал их в Москву. Там из них более сорока человек были казнены, в их числе и Кощак, который, по словам одного источника, не захотел купить себе прощение принятием христианства. Казанцы после того отправили в Москву посольство со старшим муллою («куль-шериф-молною»), прося прекратить войну и дать им вновь на царство Шиг-Алея. Иоанн исполнил их просьбу, но под условие, чтобы казанцы выдали всех русских пленников и царицу Суюнбеку с сыном. Из Москвы прибыл царский любимец Алексей Адашев, торжественно посадил в Казани Шиг-Алея и вывел отсюда освобожденных русских пленников; говорят, число их простиралось до 60 000 человек.
Еще прежде, чем Шиг-Алей вступил в Казань, из нее увезли Суюнбеку с Утемиш-Гиреем, а также жен и детей тех крымцев, которые бежали с Кощаком. В одном современном сочинении находим украшенный рассказ об ее отъезде и прощании с Казанью. По этому рассказу, царица, узнав о том, что Шиг-Алей хотел немедля взять ее в число своих жен, будто бы прислала ему в подарок сначала отравленные яства и напиток, а потом такую же сорочку; но хитрый хан предварительно испытал их действие на собаке, которая тотчас околела, а сорочку надел на человека, приговоренного к смерти, и тот немедля умер. Тогда Шиг-Алей решил отослать Суюнбеку в Москву. Князь Василий Серебряный с отрядом стрельцов внезапно явился в ханский дворец, заключил царицу под стражу, а царскую казну переписал и наперед отправил в лодках в Москву. Когда же наступил час отъезда для самой Суюнбеки, она упросила воеводу, чтобы он позволил ей войти в мечеть, где был погребен Сафа-Гирей. Тут она с воплем упала на его гробницу и в поэтических выражениях стала причитать, жалуясь на свою горькую судьбу. Затем прислужники и рабыни взяли ее под руки и посадили в колымагу. Весь казанский народ, мужи и жены, проводили царицу и ее сына до берега Казанки, где ожидал ее царский струг, богато украшенный, со светлым позолоченным теремцом посредине. В других стругах помещалась стража. Садясь в струг, царица поклонилась народу, который отвечал ей поклоном в землю. Казанские вельможи проводили ее до самого Свияжска.
Шиг-Алей сел на казанском престоле под охраной дружины из своих касимовских татар и московских стрельцов. В Москве, по-видимому, надеялись с его помощью поставить Казанское царство в такое же подчиненное отношение, в каком находилось ханство Касимовское; но события скоро показали, что тут отношения были другие. Несмотря на торжественные клятвы и шертные грамоты, утвердившие условия мира с Москвой в августе (1551 г.), уже в сентябре (1552 г.) начинается от Шиг-Алея ряд посольств на Москву с просьбой, чтобы государь пожаловал его Горной Черемисой, потому что казанцы очень недовольны потерей этой области, волнуются и затевают новые крамолы. В то же время свияжские воеводы доносят царю, что казанцы не исполнили главного условия: освобождения всех русских пленников; многих попрятали и держат их в тесноте, а Шиг-Алей не настаивал на исполнении условия, опасаясь еще больших волнений. Иван Васильевич шлет казанскому царю и вельможам богатые подарки и строго подтверждает свое требование о выдаче всех пленных, а на просьбы об отдаче горных черемис отвечает решительным отказом. В Казани Шиг-Алей действует с обычной своей жестокостью и жадностью; узнав, что часть вельмож сносится с ногаями и умышляет на его жизнь, он зазвал их к себе на пир и тут велел всех перебить; погибло до 70 заговорщиков, остальные разбежались. Но после того положение его еще ухудшилось, ибо волнения и нелюбовь к нему народа усилились. От Ивана Васильевича вновь приехал Алексей Адашев и начал склонять Шиг-Алея к тому, чтобы он укрепил город русскими людьми, то есть чтобы впустил в Казань русский гарнизон. На это предложение хан дал следующий ответ: «Я мусульманин и не хочу стать против своей веры, не хочу также изменить государю; кроме него мне уехать некуда; но, прежде чем уеду отсюда, постараюсь еще извести лихих людей, испорчу пушки, пищали и порох; тогда пусть государь приходит сам и промышляет». Спустя несколько времени он так и сделал. Узнав, что казанские вельможи ссылаются с Москвой, просят взять от них Шиг-Алея и прислать своего наместника, хан в марте выехал из города под предлогом ловить рыбу на озере, причем взял с собой многих стрельцов. Но вместо рыбной ловли он приехал в Свияжск и выдал воеводам захваченных им вельмож, числом 84 человека.
Главный свияжский воевода князь Семен Микулинский послал к казанским начальным людям с грамотами, объявляя, что царь исполняет их челобитье; Шиг-Алея от них сводит и назначает туда его, князя Семена, наместником; а потому звал их в Свияжск для присяги. Казанцы изъявили готовность, действительно лучшие люди стали приезжать для присяги в Свияжск, а в Казань прибыл стрелецкий голова Черемисинов с толмачом и начал отбирать присягу от народа. Уже в Казани делались приготовления к приему наместника и его свиты; уже наместник прислал свой обоз под прикрытием некоторого
