в рану.
— Ну, очевидно, в этом есть необходимость, так как ты провел весь день, пытаясь заглушить свою боль, вместо того, чтобы придумать способ загладить свою вину перед ней.
— Загладить свою вину перед кем? — спросил глубокий, безошибочно узнаваемый голос Эдисона, подошедшего к нам сзади.
Я повернулся, чтобы найти его снова в наручниках, но только что после душа, вероятно, чувствующим себя чертовски более человечным, чем десять минут назад, и одетым в одежду, которая, должно быть, принадлежала одному из наших павших парней, просто черные джинсы и черная футболка.
— Ренни разозлил свою женщину этим утром.
— Мой совет, брат, — сказал он, положив руку мне на плечо. — Гребаное пресмыкательство.
— Ты даже не знаешь, что он сделал, — настаивала Мейз, странно улыбаясь ему, когда она опустилась рядом с Ло так небрежно, как только могла.
— Мой опыт общения с женщинами, милочка, говорит о том, что, черт возьми, не имеет значения, что ты сделал. Что бы это ни было, тебе нужно, блядь, пресмыкаться.
— Но что, если… — начала Мейз.
— Тебе нравится эта женщина? — спросил он, наклоняясь вперед, уперев локти в колени и глядя на меня.
Я не знаю, почему я сказал это, меньше всего ему, совершенно незнакомому человеку, окруженному людьми, которые едва ли даже знали ситуацию, но я сказал. — Я люблю ее.
— Тогда ты должен пресмыкаться. Ты любишь ее, ты облажался, ты все придумаешь. Здесь, блядь, не ракетостроение. Кроме того, — добавил он, немного легкомысленно, если судить по тому, как его губы сложились в ухмылку, — я не могу позволить тебе пить это, когда тебя так развозит от этого.
Именно тогда я вспомнил, сколько он выпил.
И этот человек казался трезвым, как судья.
Это было чертовски впечатляюще, вот что это было.
Я посмотрел на Мейз. — Знаешь, до какого времени торговый центр открыт?
Она как раз делала глоток воды, когда я спросил, и начала давиться ею. — А… торговый центр..? — выдохнула она между приступами удушья, когда Репо хлопнул ее рукой по спине.
— Да, мне нужно купить пару носков.
— Носки? — спросил Кэш, подергивая губами. — Да, чувак, это… э-э… романтично.
— Поверь мне. Это сработает, — сказал я, вставая. — Ты собираешься заставить своих ребят впустить меня в Хейлшторм, и отменить приказ стрелять на поражение?
Она подняла взгляд, карие глаза потеплели, потому что, если Ло и была профессиональным бойцом, она так же была безнадежным романтиком. И она обожала хорошие романтические поступки. — Я полагаю, что могу на некоторое время отменить этот приказ.
— Это должно подождать, — сказала Мейз, заставив меня замереть. Она помахала мне своим телефоном. — Торговый центр закрыт до десяти утра.
Конечно, так оно и было.
— Эх, может быть, это и хорошо, — вставил Эдисон. — Пусть сначала она справится с гневом.
— Она не сердилась, — сказал Рив, привлекая всеобщее внимание. Он был так молчалив, что я даже забыла о его присутствии. Затем он посмотрел на меня с настороженным выражением лица и дал мне все, что мне нужно было знать. — У нее было разбито сердце.
Глава 16
Мина
— Что эти леггинсы сделали тебе? — спросила Эш, подходя ко мне сзади, когда я засовывала их в мусор в ванной.
— Моя мать видела меня в них. Поэтому им нужно сгореть, — сказала я, пожав плечами, пока я этим занимаюсь, и позволяя всему последовать за леггинсами в мусорную кучу.
— Знаешь, — сказала Эш, наблюдая за моим отражением в зеркале, — я знаю тебя сколько, уже лет пять?
— Примерно так, — согласилась я.
— Я никогда не видела, чтобы ты плакала.
— Не анализируй меня, Эш, — взмолилась я, качая головой. — Поверь мне, с меня сегодня этого было достаточно.
— Это просто наблюдение, — сказала она, пожимая плечами. — Твой нос красный, — добавила она, улыбаясь, когда мои глаза расширились от комментария.
— Спасибо, что сказала об этом, — сказала я, немного посмеиваясь, когда возвращалась в казарму, чтобы взять новую одежду. Я натянула свои старые, знакомые рабочие штаны и довольно просторную армейскую футболку, которую забрала у одного из парней, когда он испортил ее при стирке, и опустилась на кровать, засунув руку под подушку и замерев.
— В чем дело? — спросила Эш, присаживаясь на край своей койки и глядя на меня.
— Я оставила его там.
— Ты оставила что где?
— Мой Геймбой, — сказала я. — Я оставила его на ночном столике Ренни.
На самом деле, он был там с той первой ночи, когда он впервые вырвал его у меня из рук. С тех пор я к нему не прикасалась. В этом не было необходимости. Дальше были только спокойные ночи и уют. Я спала как младенец.
Эш секунду смотрела на меня, зная так же хорошо, как и все остальные в казарме, что я никогда не была без него, что меня слишком часто можно было застать за игрой в него ночью, когда сон не приходил.
И у меня только что был адский день.
Мне нужно было разобраться со своими родителями. Это само по себе в значительной степени гарантировало бессонные ночи в течение следующего месяца.
Но вдобавок ко всему, у меня была та ужасная ссора с Ренни.
В общем, я не боролась. Конечно, я во многом не соглашалась с другими. Иногда это даже доходило до слов. Но эти слова всегда были спокойными и тщательно подобранными. Я не… истерила и визжала, и говорила все, что приходило мне в голову. Я действовала не так. Это все было уродливо и грязно.
И мне нравилась моя жизнь настолько чистой, насколько это было возможно.
Так что на счет этой борьбы, похожей на компакт-диск, который крутился и крутился у меня в голове, заставляя меня съеживаться от того, что я сказала, от громкости, с которой я это сказала, от небрежности, с которой я все это сказала, и от чувства тошноты, которое все это вызывало у меня, мне также пришлось смириться с тем, чем закончилась ссора.
Все закончилось тем, что Ренни сказал мне, что любит меня.
Часть меня хотела отмахнуться от этого, закатить глаза, сказать, что это глупо, что еще слишком рано. Это было невозможно.
Но это было возможно. Это не было похоже на то, что Ренни был каким-то парнем, которого я встретила в баре, вернулась к нему домой на долгие выходные и немного повеселилась.
Я знала его несколько месяцев. Мне довелось наблюдать за ним издалека и общаться с ним почти ежедневно. Я узнала его причуды, его недостатки, его положительные качества. Я испытывала неохотное уважение к его навыкам, которые,
