1
Старик-чеченец уже нес какую-то чушь. Причем сам это прекрасно понимал, но остановиться никак не мог. Его мечта о триумфе лопнула, как мыльный пузырь. Враг его не боялся. И презирал. Вот и надеялся пожилой мститель что-то изменить словами. И опять же сам видел тщетность своих стараний.
– Ладно! – наконец-то бросил он со злостью. – Берите бабу, тащите сюда. – Он кивнул на матрас. – А этого – держите. – Теперь старик указал на Артема. – А то он шустрый уж очень. Дергаться начнет…
Четверо боевиков шагнули к парочке пленников. Один из них протянул руку к плечу Лизы. Артем плечом оттолкнул ее к себе за спину, успев шепнуть:
– Ничего не бойся! Как только начнется, падай на пол, закрой глаза и открой рот.
– Что ты там бормочешь? – осклабился чеченец, от руки которого увернулась Лиза. – Не бойся, ей понравится!
А сам, прищурившись, скользил глазами по телу Артема, лаская зажатый в сильных руках автомат. Для того чтобы просчитать его дальнейшие действия, не надо было обладать боевым опытом Рождественского – все было написано на лице. Сейчас он постарается ударить автоматом. Не вырубить – сбить дыхание, лишить возможности оказать сопротивление. Потом потащит Лизу, а остальные трое схватят Артема и будут держать.
«Неужели не успели?!» – подумал Артем и приготовился продать свою жизнь как можно дороже.
В этот момент во дворе послышались очень знакомые хлопки и стон, сопровождаемый ударом металла по дереву.
– Что за?.. – удивился пожилой, оборачиваясь к двери.
Вольно или невольно, но и остальные боевики на какое-то мгновение отвели глаза и посмотрели в ту же сторону, выпустив пленников из зоны визуального контроля. Воспользовавшись этим, Артем шагнул вперед и с ходу ударил головой в лицо стоящего перед ним боевика. Удар получился страшным – Артем вложился в него полностью. Боевик, ослепленный этим ударом, с расплющенным носом и губами полетел на пол.
В ту же секунду звонко дзинькнуло оконное стекло. Другому боевику, успевшему среагировать на движение за спиной и уже поднимающему в развороте автомат, прямо в лоб угодила пуля, выпущенная из «Винтореза» Оболенского.
Краем глаза Артем видел, что Лиза в точности исполнила все его указания. Значит, на какое-то время о ней можно не беспокоиться. И Рождественский, теряя выпущенные из рук брюки, прыгнул вперед. Он упал на спину, больно ударившись скованными руками об пол. Но боль – это ерунда. Можно терпеть. Треснула на плечах тесная кофта, обрывки ткани повисли вдоль тела. И тут в окно влетели светошумовые гранаты… Артему на мгновение показалось, что на него обрушился потолок. Хотя он успел плотно закрыть глаза, все равно на какое-то время выпал из этого мира. А когда пришел в себя…
В холле раздавались все те же до боли знакомые и родные в данной ситуации выстрелы специального оружия. Ворвавшиеся вслед за гранатами Дед и Скопа добивали полностью дезориентированного противника. Да и сам Артем, как оказалось, зря времени не терял. Ступни его ног сжимали шею лежащего боевика. И шея эта была вывернута под совершенно немыслимым – разумеется, для живого человека – углом.
– Ты как, Монах?! – метнулся к нему Скопа.
– Вроде жив… – устало ответил Артем, разжимая смертельный захват. И тут же добавил: – Лизавету глянь!
– Да сам посмотришь! – отмахнулся Василий. – Ща, найдем ключи от наручников…
– Я сказал – Лизавету! – повысил голос Рождественский.
– Да живая она, живая! – крикнул откуда-то со стороны Шовкат. – И не ранена!
– Васька, кольни ей противошоковое, – распорядился Артем, протягивая свои ноги в кольцо своих же рук, и вывел скованные запястья из-за спины вперед. Приемчик, кстати, не самый сложный. Если же, конечно, знать, как именно нужно действовать. Артем знал.
Лиза, немного ошалело поглядывая по сторонам, уже сидела на полу.
– Привет! – Скопцов присел рядом с ней, полез во внутренний карман. В этой операции он исполнял роль санинструктора, и набор для оказания первой медицинской помощи был при нем. – Меня зовут Вася. Как верблюда нашего…
Артем встал на ноги, подтянул совсем уже упавшие на щиколотки штаны.
– Ты как? – через голову Скопцова спросил Лизу.
– Нормально, – ответила та.
Василий уже достал из небольшого кожаного несессера одноразовый шприц, зубами сорвал пластиковый колпачок. Но только Лиза не позволила себя уколоть, перехватив руку со шприцем в воздухе:
– Не надо. Там, в комнате, девушка. Лучше ей помоги… Вася.
Василий глянул в сторону Артема. Тот молча кивнул.
– Как скажете. – Скопцов поднялся и направился в комнату.
Артем подошел к Лизе. Та обняла его, прижалась крепко-крепко. И заплакала.
– Ну, не надо… – пробормотал Рождественский. – Все уже закончилось, родная…
И если бы сейчас его мог видеть кто-нибудь из тех, кому приходилось работать с этим человеком в боевой обстановке… Навряд ли он бы смог узнать сурового командира и бойца Монаха.
Василий вышел из комнаты. Жесткое лицо, холодный взгляд.
– Что там? – спросил Артем.
В ответ Скопцов провел оттопыренным большим пальцем у себя под подбородком. Артем кивнул – понятно.
– Кто-то должен за это ответить, – негромко произнес Скопцов. – И я, кажется, даже знаю, кто это будет…
Он медленно поднял руку с зажатым в пальцах пистолетом. Ствол был направлен прямо в лоб пожилого чеченца.
Как ни странно, но тот был жив. Единственный из своей команды мстителей. И даже не ранен. Однако пребывал в состоянии шока. Несколько секунд – и все его люди мертвы. А в доме ходят, распоряжаются, обсуждают свои дела так, как будто ничего и не произошло, враги. Причем не обращают на него, грозного мстителя, ни малейшего внимания. Вроде как и нет его здесь. Так, не человек, а просто предмет мебели. Шкаф там какой-нибудь или тумбочка.
– Отставить! – выкрикнул Артем. – Скопа, отставить!
– Почему? – Василий почти обиделся. Но пистолет все же опустил.
– Мы с ним пообщаемся маленько… – решил Артем.
К этому моменту Шовкат, обыскивающий трупы боевиков, отыскал ключи от браслетов. Артем, разминая запястья, которые еще недавно были окольцованы, подошел к креслу, наклонился вперед, к старику.
– Ты меня слышишь? – спросил он.
Старик молчал. Только беззвучно открывал и закрывал рот. Да глазами вращал. Рождественский отпустил ему легкую затрещину и повторил:
– Ты меня слышишь?
Голова получившего пощечину чеченца дернулась, он тяжело вздохнул, но в глазах появилось осмысленное выражение.
