солнце в ясный июльский день.
Сняв одежду, прижав ее голую кожу к моей, мы соединились. Одно скольжение моего тела по ее телу, и нас уже ничто не могло разлучить.
Нам не нужны были слова. Ее глаза встретились с моими, когда ее пальцы ног впились в мои икры, когда ее тело задрожало под моим.
Нам не нужны были слова.
Для сегодняшнего вечера было достаточно просто жить ими.
20. УИНСЛОУ
— Сегодня я собираюсь немного побыть с дедушкой, — сказала я Гриффину, пока мы завтракали за кухонным островом.
— Я должен отправиться на южную сторону ранчо, где у нас пасутся лошади, и убедиться, что в ручье еще достаточно воды для них. Если там слишком сухо, а я подозреваю, что так оно и есть, учитывая, какая жара стояла всю неделю, мне придется перевести их поближе к роднику. Хочешь пойти со мной?
— Сколько времени это займет?
— Наверное, практически весь день.
Как бы замечательно ни звучала суббота, проведенная с Гриффом на ранчо, за последние две недели я провела недостаточно времени с дедушкой. Или в моем собственном доме. С того вечера, когда здесь состоялся импровизированный ужин для братьев и сестер, я не заходила в свой дом ни разу, кроме пяти минут, чтобы забрать почту.
— Я лучше пропущу это. Мне нужно пойти в дом и прибраться. Там пыльно и затхло. Может, соберу ту подставку для телевизора, которая лежит в коробке.
— Или… — Гриффин отложил вилку, повернулся на своем месте, чтобы посмотреть мне в лицо. — Ты не соберёшь подставку для телевизора.
— Мой телевизор стоит на полу.
— А этот нет. — Он указал через мое плечо на плоский экран, установленный над камином в гостиной.
— В какой-то момент я захочу посмотреть телевизор дома, тогда мне не придется сидеть на полу, чтобы он был на уровне глаз.
— Сколько минут ты смотрела телевизор у себя дома за последний месяц?
— Ноль.
— Точно.
— Но я уже купила подставку. Почему бы мне не собрать ее?
— Потому что она тебе не нужна.
— Нет, нужна.
— Уинслоу. — Мое имя, произнесенное так, что казалось, будто я не понимаю смысла.
— Гриффин.
— Ты смотришь здесь телевизор. Ты спишь здесь. Твои вещи разбросаны по всей ванной, а твоя одежда занимает дно в шкафу.
— Мне нужно постирать ее.
— Да, и когда ты будешь стирать, это будет в стиральной машине и сушилке прямо в этом коридоре. — Он кивнул в сторону прачечной.
— Ты не хочешь, чтобы я пользовалась своей стиральной машиной и сушилкой?
— Нет, — усмехнулся он, покачав головой. — Она твоя. Так же, как и ванная. Спальня. Дно в шкафу. Эта кухня. Этот телевизор. Этот дом — твой.
Я моргнула.
— А?
Он снова засмеялся, приложив свою широкую ладонь к моему затылку.
— Подумай об этом. Если ты хочешь оставить свой дом в городе на некоторое время, я не против. Если ты хочешь выставить его на продажу до того, как закончится лето и на рынке начнется сезонный спад, тогда мы свяжемся с твоим риелтором и привезем в город трейлер с лошадьми, чтобы перевезти все сюда.
Моя челюсть упала на пол, когда он соскользнул с табурета, поцеловал меня в лоб и исчез в направлении спальни, вероятно, чтобы найти носки и продолжить свой день.
Он только что попросил меня переехать? Жить здесь? Вообще-то, нет. Он не просил. Не было ни одного вопроса, который бы смешивался с его чередой заумных заявлений.
Хотела ли я переехать? Да. Мне нравился этот дом. Я любила комфорт, который возникал, когда я сворачивала с шоссе на тихую гравийную дорогу. Я любила закаты на крыльце и просыпаться в объятиях Гриффина.
Но это было слишком рано, не так ли? Я прожила со Скайлером много лет. Я только что отделила свою жизнь от жизни другого мужчины. И я действительно любила свой маленький домик в городе.
Этот милый, очаровательный домик с красной дверью, которым я пренебрегала неделями и неделями.
Гриффин, ступая ногами в носках, подкрался ко мне, все еще застывшей на табурете.
Я отмахнулась от него, когда он потянулся за нашими тарелками.
— Я приберусь.
— Хорошо. — Он поцеловал меня в макушку. — Увидимся позже. Поужинаем?
Я кивнула.
— Хорошего дня, малышка.
— И тебе, — пробормотала я, слова пришли на автопилоте.
Только когда он вышел за дверь и грохот его пикапа исчез, я вынырнула из своих мыслей и загрузила посудомоечную машину. Затем я пошла в спальню и загрузила белье.
Я работала по дому в течение нескольких часов, ожидая, пока моя одежда перейдет в сушилку. Я вытерла пыль в гостиной. Я пропылесосила в спальнях. Я помыла полы.
Стоит ли мне переезжать? Возможно, этот вопрос был излишним.
Каждая пара трусиков, которыми я владела, находилась под этой крышей. Большинство находилось в корзине для белья или рядом с ней. Но остальные были спрятаны в ящике в шкафу. Он отдал мне три ящика, половину комода. То же самое было и в ванной.
Я убиралась. После работы я привозила сюда продукты. Durango был припаркован у входа, когда я была на службе и ездила в участок на Explorer. Не хватало только моей почты в почтовом ящике.
Кроме того, я знала, что если все рухнет, мне будет куда пойти.
В глубине души, возможно, в этом и была проблема. Может быть, именно поэтому я не могла заставить себя сразу же сказать «да».
Потому что он все еще не произнес те важные три слова. И я тоже.
Каждый раз, когда он целовал меня, каждый раз, когда он занимался со мной любовью, я чувствовала их.
Так почему же я не могла их озвучить?
К тому времени, когда сушилка зазвенела и моя чистая одежда оказалась в ящике или на вешалке шкафа, я все еще не знала, что делать. Поэтому я отправилась в город, чтобы навестить человека, чьи медвежьи объятия всегда ставили меня на ноги.
Дедушка открыл переднюю дверь своего дома еще до того, как я успела заглушить свой Durango. Когда я вышла, он поднял руку, останавливая мои шаги на тротуаре.
— Сначала я тебя предупрежу, Уинни. Я ел бекон на завтрак. Дом и моя одежда пропахли им. Я знаю, что это не входит в план диеты, но, черт возьми, я буду есть его раз в неделю. Может быть, два раза.
— Хорошо, — засмеялась я и шагнула в его объятья. Как и ожидалось, одно объятие, и я почувствовала себя увереннее… — Как ты себя чувствуешь сегодня?
— Продуктивно. Утром подстриг газон. Прибрался
